Скитания Анны Одинцовой

Атата шел, отворачиваясь от летящего прямо в лицо колючего снега с режущим ветром, пытаясь защититься высоко поднятым воротником шинели и опущенными ушами крытой сукном зимней шапки с гербом. Конечно, в такую пургу куда удобнее в меховой кухлянке и камлейке, в малахае с оторочкой из росомашьего меха, который не индевеет и хорошо защищает от стужи открытое лицо, да вместо кожаных перчаток оленьи рукавицы… Но на камлейку на нашьешь погоны капитана МГБ и не нацепишь кокарду с гербом на малахай. С тех пор, как Атата получил офицерское звание, он никогда не появлялся в учреждении не в форме. Тем более он не мог позволить себе этого сегодня, перед важной встречей с председателем Чукотского окружного исполнительного комитета, депутатом Верховного Совета СССР товарищем Отке. Атата был доволен своей судьбой. Мог ли эскимосский паренек из села Уназик, расположенного на длинной галечной косе в Беринговом море, и думать и мечтать, что когда-нибудь наденет офицерскую форму и будет выполнять поручения особой важности. Поступив в начальную школу, он в лучшем случае мечтал когда-нибудь встать за прилавок сельской лавки и распоряжаться товарами неслыханной ценности. А тут — капитан Атата часто держит в собственных руках не только судьбы, но и жизни людей! Вот это настоящая власть! Заставлять человека трепетать, заискивать, унижаться, умоляя оставить на свободе, не ссылать, потому что ссылка для вольного оленевода равносильна смерти. Все женщины тундры готовы одарить его своими ласками, только бы он оставил в покое их отцов и мужей…

Атата добрался до полузанесенного снегом окружного исполкома, с трудом открыл обитую оленьими шкурами дверь и очутился в нешироком коридоре, где тщательно очистил шинель, сапоги и шапку, особо обратив внимание на погоны и кокарду на шапке-ушанке.

Перед кабинетом председателя Отке за столиком с пишущей машинкой восседала секретарша. Она приветливо кивнула и значительно произнесла:

— Вас ждут, товарищ Атата.

За приставленным к письменному столу широким столом для заседаний сидел первый секретарь окружкома партии большевиков Грозин, высокий, худой, болезненный на вид человек, и курил папиросу. Он приехал недавно, и Атата впервые встречался с ним так близко. Сам председатель в белой рубашке, при галстуке восседал на своем месте. Он сердечно приветствовал Атату, явно любуясь его молодцеватым видом, ладно сидящей на нем военной формой.

— Какие кадры у нас растут! — радостно произнес он. — Недаром сказал наш великий вождь и учитель товарищ Иосиф Виссарионович Сталин: кадры решают все!

Портрет вождя висел как раз над Отке, и сам председатель, уэленский чукча, бывший учитель и ликвидатор неграмотности, вознесенный судьбой на самый верх здешней власти, являлся как бы его продолжением. Но Атата хорошо знал, что настоящая власть принадлежит не депутату Верховного Совета и председателю Чукотского окружного исполнительного комитета, а вот этому болезненному курильщику, первому секретарю окружного комитета ВКП(б). И ему незачем было подчеркивать это свое верховенство, о котором все и так знали.

— Атата из морских зверобоев, как и я, — сообщил Отке. — Он родился в яранге, был обречен влачить жалкое существование в темноте и невежестве, и вот что с ним сделала наша родная партия и Советская власть! Капитан Министерства государственной безопасности! Это не моржа гарпунить, а бороться с хитрым и коварным, классовым врагом! Атата успешно провел коллективизацию в Чаунском и Чукотском районах. Кое-где, особенно на границе с Якутией, еще остались единоличники, но, думаю, в этом году мы окончательно до них доберемся, и Чукотка станет, как и весь наш могучий Советский Союз, краем сплошной коллективизации!

Отке часто сбивался на торжественно-ораторский тон, не в силах избавиться от него даже в обычной речи. Атата понимал, что косвенной виной этому было присутствие в кабинете первого секретаря окружкома.

Усадив Атату за стол, Отке распорядился принести чай. Пока ставили на стол стаканы, колотый сахар, галеты, разговор шел о погоде, о том, что вот нет настоящих, сильных морозов, и от этого Анадырский лиман никак не может встать: мощное течение несет крошево льда и снега, которое не одолеть ни на лодке, ни на собачьей упряжке.

Когда за секретаршей закрылась тщательно обитая черным дерматином плотная дверь, Отке подошел к стене и отодвинул легкую занавеску, открыв большую карту Чукотки. Такие «засекреченные» карты имелись в каждом уважающем себя советском учреждении окружного центра, и точно такая же карта с такой же занавеской висела на стене в кабинете самого Ататы.