Скитания ворона

Театр полон, ложи блещут… Нил в непривычном смокинге поднялся по лестнице, ведя под руку Сесиль. Жена была не-обыкновенно хороша, и Нил, не скрывая восхищения, любовался и гордился ею. Сесиль чувствовала это, и возбуждение не покидало ее ни на минуту. Администратор проводил их в ложу и попросил до конца оперы не беспокоить мадам Баренцеву, потому что она в сильном волнении, и встреча с сыном может повлиять на ее психическое состояние, а это сорвет выступление. В зале было много русских. Их Нил уже научился узнавать сразу, но и парижская элита была в полном составе, что Нил отметил про себя положительно. Сердце сжалось при мысли, что милый Петипа больше никогда не переступит порог этого, столь дорогого ему зала. Нил вспомнил, как Анатоль умел слушать и видеть, именно видеть действо, творимое на сцене, как переживания студента передавались ему самому и он учился чувствовать гениальное и не принимать посредственность. Настроение резко упало.

– Что с тобой? Веди себя прилично, ты же не отвечаешь на приветствия, очнись! – Сесиль прошипела Нилу, улыбаясь при этом направо и налево.

– Извини, дорогая. Я задумался.

Они вошли в ложу, когда увертюра уже была в полном разгаре. Нил соскучился по родному и знакомому с детства театру. Ностальгия захлестнула его с первых звуков. Риголетто он знал наизусть. Сразу бросились в глаза декорации и костюмы, которые давно нуждались в замене, но денег у театра явно не было. Знакомые лица замелькали по сцене. Нилу они показались бесконечно родными, и слезы преступно-сентиментально подступили к глазам.

Мать на сцене он никогда и раньше не воспринимал, как что-то принадлежащее ему, а теперь и вовсе почти не узнал ее, только голос, как наркотик, проник в него полностью, и Нил почувствовал себя ребенком, которого бросили родители. Он вцепился в бархат ложи, и только прикосновение Сесиль привело его в чувство.

– Я не пойду никуда, посижу здесь. – Нил умоляюще посмотрел на жену.

– Это исключено, все хотят с тобой пообщаться. Уже всем известно, что примадонна – твоя мать. Надо, Нил, я понимаю твое состояние, но надо. Ты только улыбайся и больше ничего от тебя не требуется.

Знакомые и незнакомые атаковали их вопросами. Нил привлек всеобщее внимание. Его разглядывали и шептались, когда они с Сесиль вышли в фойе и направились к барной стойке выпить шампанского. Нил все-таки остановил свой выбор на коньяке, который, приятно обжигая горло, немного успокоил нервы. Сесиль общалась со всеми подряд и совсем не обращала на него внимания.

Нил был этому очень рад и даже отошел в сторону, чтобы хоть немного побыть одному.

– Оркестр выше всяких похвал, вы не находите? Даже в Ленинграде они не работают так истово, как за рубежом. А вот костюмы и декорации подряхлели, правда, этого почти никто не замечает. Голос вашей мамы обладает магической силой. Ты ведь тоже немного поешь, как мне помнится, хотя на детях гениев…

Голос за спиной поверг Нила в шок. Он ждал этого, он внутренне был готов к этому, и потому и секунды не потребовалось, чтобы среагировать так, как он давно уже продумал. Но повернулся он слишком резко, и остатки коньяка выплеснулись на костюм Асурова.

– Не надо так нервничать и привлекать внимание. Под крышкой в туалете, во второй кабинке тебя ждет конверт, он прикреплен скотчем. Возьми его, когда будет прием, после окончания спектакля. Я сам тебя найду. – Асуров проговорил все быстро, вытирая салфеткой пиджак. – Ничего страшного, мсье, ваш коньяк как раз под цвет моего костюма, так что пятна будут совсем не заметны.

– Нил, ну ты опять пьешь, ну хоть сегодня сдерживай себя, мама будет расстроена, если ты будешь не в форме. Пошли, там Плисецкая, Нуриев и вообще – столько знаменитостей, интересно же познакомиться!

Сесиль возбужденно тараторила, уводя Нила от бара. Он так ничего и не успел сказать скромно одетому господину, который, устало облокотившись на стойку, потягивал колу и равнодушно оглядывал бурлящий зал фойе.

Нил не стал дожидаться банкета и взял конверт еще в антракте, чутье подсказало ему, что лучше до разговора владеть информацией и выиграть время для принятия решения. Конверт был увесистый, он нашел там мини-фотоаппарат и инструкцию. Текст был написан языком военного предписания; из него Нил понял, что господин Бажан очень интересует наш Комитет и он, агент Дэвид Боуи, обязан проникнуть в его сейф для получения невинной информации о лицах, которые находятся под наблюдением УОТ, но еще не раскрыты, а если доступ будет регулярным, то снимать все документы, особенно с грифом секретности. Передачу столь необходимой инфы, когда она будет на руках, осуществить согласно устному указанию.

Нил положил аппарат в карман, пустой конверт полетел в ведро, а записка, догоревшая в руке, пеплом посыпалась в унитаз.

До конца спектакля Нил думал только о предстоящем разговоре. И совсем не обращал внимания на действие. Понятно стало лишь то, что никак нельзя выдать свое истинное отношение к делу, а значит, в третьем отделении спектакля он должен сыграть главную роль и быть убедителен.