Читаем Скитники полностью

После сева и стройка закипела. Посреди двора воздвигли ладный молельный дом. Установили старинный иконостас, привезенный в крепком, кованном железом сундуке. В центре — икона Святой Троицы в золотой ризе. Рядом поставили особо чтимую икону Божьей Матери, оберегавшей их общину от бед аж от самого Ветлужского монастыря.

Четверым бобылям поставили ладный дом с украшением в виде конской головы на охлупе[28]. Семейным дома рубили отдельные. Избы ставили оконцами к центру — «круговое поселение» в традициях общинной жизни. Срубы все из кедра, только молельню и обитель наставника из стволов лиственницы. Внутри жилищ стояла такая свежесть — не надышишься.

Потолки из тесаных плах промазали глиной, а позднее, осенью, засыпали еще и толстым слоем сухой листвы. Венцы проконопатили мхом. Оконца, с крепкими рамами, затянули тайменевыми пузырями. В передней половине выложили из дикого камня большие печи. Вокруг них подвесили к потолку ошкуренные жерди-перекладины для сушки одежды и обуви. А под потолком, за печью, соорудили полати — помост для сна.

В красном углу киот с образами, под ним широкие лавки вдоль продолговатого стола. По стенам деревянные гвозди для одежды, домашней утвари, пучков травы; полки для чашек больших и малых, блюд, жбанов, повыше полочки для хранения мелких предметов. Возле домов ледники, сушильные навесы. Скитники наладились под их защитой вялить выпотрошенную рыбу и нарезанное тонкими ломтями мясо. Все поселение обнесли временной оградой, которую через год заменили высоким заплотом-частоколом из заостренных стволов лиственницы.

После работ и служб по Часослову[29] братия собиралась в избе Маркела. Вели душеполезные беседы. Вслух читали Священное Писание, жития святых, пели псалмы во славу Господа, милостивого к ним каждодневно. Порой под настроение или по случаю праздника слушали игру доморощенного музыканта Онуфрия на свирели или рожке. Кто-нибудь под его музыку затягивал старинную песню. Их они знали во множестве, особенно Марфа и жена Онуфрия — Ксения. Остальные душевно на голоса красиво подпевали.

Онуфрий из обычного рожка извлекал такие переливы, что у суровых скитников невольно выступали слезы. Столько заветных воспоминаний и желаний пробуждали они. Кому-то слышался в них колокольный звон, запомнившийся с детства, кому-то колыбельная матери, кому-то торжественные службы в Ветлужском монастыре, а кто-то помимо воли заглянул в укромный уголок своей души…

В пору обживания нового пристанища в мир не выбирались. Работы всем хватало.

Выделывали шкуры добытых зверей, сучили волокно и на самодельных станках ткали из него полотно, шили одежды; ладили всевозможную утварь; выращивали за короткое, но жаркое лето корнеплоды и рожь. Ржи, из-за нехватки пашни, сеяли понемногу, больше для просфоры и для выпечки в дни двунадесятых праздников. Повседневно же использовали муку из рогоза. Интересно, что на протяжении многих лет наблюдалась благоприятная для урожая закономерность: как завершали сев ржи, так поле кропило обильным дождем.

Несколько дуплистых деревьев, заселенных пчелиными семьями, разведали еще в первый год. В разгар лета, когда цвели главные медоносы, Никодим взбирался на эти деревья и, оберегаясь дымарем, осторожно вынимал часть заполненных янтарным медом сот для лакомства в праздники и приготовления лекарственных снадобий. Порой, в хороший год, собирал до двух пудов.

Так и зажили поселенцы, в трудах и моленьях, радуясь вновь обретенному убежищу, неустанно воздавая Господу Богу благодарения за милости.

<p>ПОСЕЩЕНИЕ ЯРМАРКИ</p>

Громада безлюдного пространства и непроходимые горы надежно укрывали новорожденный скит от мира. Старолюбцы основательно обжились в щедром кедровом урочище, постепенно расширяя для себя границы приютившей их Впадины.

Четыре года они не покидали ее пределов. Но на пятый, в аккурат во время Великого Поста, все же пришлось снарядить ватагу из четверых мужиков в казачий острог[30], возле которого каждый год проходила весенняя ярмарка. Помянули добрым словом схимника, который не поленился изобразить, как из Впадины пройти к нему. Слава богу, острог находился не на западе, а на востоке, и не надо было повторять страшный путь до Чертовой пасти через пороги Глухоманки.

Чтобы было на что менять товар, скитники все лето мыли, наученные Лешаком, золотоносный песок, а зимой промышляли пушнину: в основном ценного соболя и крепкую, носкую выдру.

Путь к острогу пролегал через восточный стык Южного и Северного хребтов. Ходоки шли на снегоступах вдоль глубокой тропы-борозды, набитой горными баранами. Местами встречались их лежки, клочья шерсти, старый и свежий помет. Похоже, животные обитали здесь давно, добывая корм на малоснежных, прогреваемых солнцем террасах.

Тропа вилась по отвесным кручам, узким карнизам, нередко зависала над жуткими безднами: вниз глянешь — невольно озноб пробирает до пят.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза