Читаем Скитники полностью

Достигнув злополучного провала, скитник обошел его и, вглядевшись в неровные стены, обнаружил на одной линии с часовней и лиственным крестом зияющую дыру. Но как ни напрягал Корней зрение, так и не разглядел в ней ничего похожего на привидевшуюся отцу лестницу. Зато обратил внимание на то, что трава над ее челом почему-то редкая, как бы вытоптанная. Корнея так и подмывало внимательно обследовать это место, но понимая, что сегодня дорога каждая минута, он сразу начал подъем к далеким белоснежным пикам, сгрудившимся на головокружительной высоте. Узловатые, низкорослые, перекрученные ветрами и морозами лиственницы, отважно карабкавшиеся вместе с ним по камням, вскорости отстали. Дальше путь пролегал по обнаженным скалистым склонам с небольшими вкраплениями кедрового стланика. Корней, предусмотрительно обходя сомнительные участки и расщелины, к вечеру достиг лишь кромки снежного покрова.

Солнце, вывалившись из щели между туч, повисло алой каплей над проломом, сквозь который убегала из Впадины речка Глухоманка. Низ котловины уже заливали сгущающиеся сумерки. Пора было позаботиться о ночлеге, но сказочная красота расцветавшего заката поглотила путника целиком. Завороженный, он смотрел, как вершины и склоны неуловимым образом воспламеняются в разряженном воздухе нежнейшими переливами алого и багряного цветов, плавно темнеющими, по мере погружения солнца за горизонт, до темно-лилового, вплоть до фиолетового. Купол неба при этом излучал роскошное, медленно густеющее, зеленоватое свечение. Такой переменчивой игры красок Корнею прежде не доводилось созерцать. Снизу, со дна Впадины, все выглядело гораздо бледнее.

Душа и сердце скитника еще долго не могли успокоиться от восхищения перед этой потусторонней красотой. Мысленно отметив место, где скрылось солнце, скитник с трепетной надеждой подумал: «Может, завтра с вершины удастся глянуть на почивальню светила».

Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных, от лучей невидимого уже солнца, лебедей. В сгущающейся тьме растворялось, исчезало неисчерпаемое богатство пиков, ущелий, отрогов. Зеленоватое небо почернело. Вызрели первые звезды. В тишине отчетливо различался звон невидимого ключа…

Вместе с рассветом на горы сплошным войлоком наползли низкие тучи, но путник не сробел — стал упрямо карабкаться к укутанным молочной мутью вершинам хребта. Поднимаясь все выше и выше, он с волнением ожидал момента, когда сможет дотронуться до серых туч: вдруг они такие плотные, что сквозь них невозможно будет пройти?

Достигнув бугристых облаков, Корней, со смешанным чувством облегчения и разочарования одновременно, открыл для себя, что они — обычный туман, только намного гуще.

С предосторожностями, на ощупь, долго и упорно продираясь сквозь него, он, наконец, увидел невероятно синее небо и слепящий диск на нем. А под ним простиралось во все стороны серое покрывало. Из него островками торчали заснеженные пики хребтов. Корней стоял на подступах к самому высокому горному массиву, состоящему из трех пиков.

Дальше, на севере и северо-востоке, просматривались ряды еще более величественных хребтов, сиявших серебром зубчатых корон. Своим видом они напоминали белопенные гребни речных шивер[47]. Когда-то мать рассказывала Корнею, что, по эвенкийским преданиям, за этими горами, через много дней пути — Тундра: ровная земля с бесчисленными стадами оленей, а еще дальше — Край суши, обрывающийся в Соленое море покрытое полями льдов и торосов.

— Эх, побывать бы и там! — мечтательно вздохнул паренек…

По мере того как Корней поднимался к заветным вершинам, хрустальный купол неба вопреки его ожиданиям не приближался, а, напротив, темнея, удалялся, становясь еще более недосягаемым. Корнею трудно было представить, что внизу, под сугробами облаков, сейчас пасмурно — так ярко полыхало здесь солнце, слепил глаза снег. «Вот он — мир ангелов и архангелов! Может, где-то поблизости и Божья обитель», — с благоговейным трепетом подумал он.

Горный массив, к которому он поднимался, оказался не трех, как виделось снизу, а пятиглавым. Невесть откуда возникший ветер погнал по перемычкам, соединяющим вершины, седые пряди поземки. Колючие вихри крепчали. Встречный снег слепил глаза, сбивал дыхание. Дивясь тому, как быстро переменилась погода, Корней зашел под защиту суставчатых скал-останцев, частокол которых, словно вешки, указывал дорогу к намеченной цели — самому высокому пику. Глянув на уходящую вверх ложбину, он застыл от удивления: поперек ее медленно двигалось черное существо, похожее на человека. В этот миг налетел мощный шквалистый вихрь, и все видимое пространство потонуло в белой мгле. Когда порыв ослабел и видимость улучшилась, скитник с удовлетворением отметил, что видение исчезло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза