На макушке скалы стояли грациозные бараны-крутороги. Залюбовавшись ими, путники невольно остановились. Табунок насторожился и бросился вниз. Самый лихой баран, забежав на наледь, покрывавшую одну из “щек” идола, вдруг сел на круп и лихо покатился в низ. Люди были уверены, что он непременно разобьется о камни у подножья наледи, но в самый последний момент животное ловко вскочило на ноги и, оказавшись уже впереди всех, как ни в чем не бывало скрылось за грядой.
От оледеневшего снега, годами копившегося и прессовавшегося здесь, веяло холодом и сыростью. Люди из лета как бы попали в зиму. Зато плоскодонки скользили по природному “катку”, длинным языком сползавшему к берегу в двух верстах от водопадного места, как по маслу.
Речка приняла их приветливо, кипучая толчея волн здесь угомонилась. Лешак, не мешкая, промыл в лотке песок. В шлихе собралось около семидесяти крупных зерен пластинчатой формы. Сгрудившись в головку, они, как угли угасающего костра, испускали тускло-желтый свет. Глаза старателя лихорадочно заблестели. А когда он нашел среди гальки угловатый самородок размером с картофелину, то он и вовсе в раж вошел: принялся плясать, подняв в невообразимом восторге руки, запрокинув голову и вопя на все ущелье. Наконец Лешак угомонился и, шмыгая мясистым носом, объявил:
- Благодарствую братушки, что уговор соблюли. Я здесь останусь. Место баское. Не на один сезон хватит. Вам же желаю обрести то, чего ищете!
- Ну что ж, вольному - воля, а спасенному - рай. - Дивясь, и в то же время тайно радуясь, ответствовал Маркел. - Может, еще и свидимся когда… Отдели ему, Марфа, снеди без обиды.
На следующий день на шестах отмахали сразу четырнадцать верст. Но радость была недолгой: речка вошла в очередной горный узел. Горы! Кругом горы! И справа и слева горы, горы, горы, вершины которых теряются в клубах тумана. По мрачным склонам угрожающе торчат зубья скал. С неровных каменистых уступов низвергаются жемчужными ступенями ручьи. А в тесном ущелье мчит, беснуется обезумевший поток, супротив которого медленно ползут лодки.
Вскоре речку перегородили пороги: гряды базальтовых “сундуков”, выставивших из воды мокрые, отполированные крышки. Чистая, студеная вода неслась между них так быстро, словно торопилась согреться.
Мужики, одолевшие уже столько препятствий, зароптали:
- Может, тот схимник со злым умыслом нас сюда спровадил?
- Да и Лешак, похоже, неспроста отстал!
Уловив перемену в настрое общины, Маркел воскликнул:
- Терпите, братцы, Господь нас испытует. Не гневайте нашего Владыку и Благодетеля. Будем веровать в Его милость. Прежде здесь люди проходили? Проходили. Так неужто мы не сдюжим, отступимся? Мы ведь почти у цели!
Уверенность наставника благотворно подействовала на путников. Все сразу приободрились, усталые лица посветлели, в глазах вновь загорелась надежда.
На шестах по порогам подниматься немыслимо. Поэтому потянули лодки по-бурлацки, на веревках, привязанных к носу и корме. Бородачей выручало то, что речка за лето обмелела, и вдоль одного из берегов всегда можно было идти вброд. Но продвигались медленно, так как приходилось то и дело проводить лодки меж камней, одолевая мощные сливы.
Наконец на третий день бичевания* речка неожиданно круто повернула, и истерзанные путники увидели перед собой обширную лесистую впадину, защищенную с севера и юга мощными острозубыми хребтами. Более высокий, северный, венчался цепью снежных шапок, вокруг которых разбрелись отары кучерявых облаков. Над самой же падью небо было чистое, нежно-синее.
Их норовистая речка, берущая начало с ледника на дальнем, невидимом отсюда стыке хребтов, сбегая по уступам предгорий, здесь во впадине успокаивалась и дальше пошли по ней на шестах играючи. Не заметили, как отмахали несколько верст. Перед двугорбым холмом спохватились и зашли в длинную заводь, окаймленную на всем протяжении полосой белого песка. С него нехотя взлетел жирный, лоснящийся глухарь, клевавший мелкие камушки.
На светлом, как русская горница, склоне холма, покрытом могучими кедрами, подступавшими прямо к широкой речной косе, было покойно и уютно. Вокруг разлита такая вселенская тишина, что у изнуренных путников невольно возникло ощущение, будто мир сотворен здесь только что, перед самым их появлением.
- Братушки, лепота-то какая! Прямо земля обетованная, - восторженно выдохнул Глеб. - Сдается мне, что это та самая впадина, о которой сказывал схимник!
- По всему выходит, что так оно и есть. Передохнем, а там обсудим, как далее быть, - распорядился Маркел, вынимая топор, заткнутый за пояс.
Надорванная небывало тяжелым переходом, братия с нескрываемой радостью повалилась на теплый, крупнозернистый песок. Женщины принялись кто разжигать огонь, кто готовить стряпню из остатков ржаной муки и проса. А детвора, истомившаяся в тесных лодках, натаскав кучу хвороста для костра, пустилась играть в догонялки.