Складень

Сквозь войну слепую, Боже правый,
Высшею молитвою храним,
Прах её с сестрицею Варварой
Вёз игумен пермский Серафим.

И вели мятежные дороги,

Укрывая тайной, как могли,
Пробивались траурные дроги
На имперский краешек земли.

Дальше по морям и океанам

Путь им устилали небеса,
И на горизонте осиянном
Белые вздымались паруса.

Скрыли мощи в граде безопасном,

Где над ними плакал Серафим,
Где могла быть белою и красной
Церковь при тебе,
Иерусалим.

…Звон вечерний золотит долины,

Гроб Господень в Славе вековой,
Рядом – храм Марии-Магдалины,
Где царит завещанный покой.

Здесь смогли, не ведая предела,

Её мощи святостью прослыть,
Ими землю русскую сумела
Со Святой Землёй соединить.

Что нам делать

с мыслью беспросветной,
Что все храмы наши на крови?
Утешает нас Елизавета
Как жена великая любви.

Послесловие

1

Ночь тиха, пустынна…
только где-то
Одиноко колокол гудит…
Бабушка моя Елизавета
У окна раскрытого сидит.

Ласковые выплаканы очи,

За детишек Господа моля.
…Белый-белый светится платочек
В деревянной рамке жития.

Как её мне памятно окошко

В том саду, где вишня и сирень!
Серебрится лунная дорожка,
И лежит заштопанная тень.

Затаилось прошлое…

Как будто
Не бывать ни мору, ни войне,
И о том, что скажет репродуктор,
Ходики судачат на стене.

Стрелки их, колючие,

как спицы,
Вяжут жизни простенький узор.
Бабушке и за полночь не спится,
Может быть, не спится…
до сих пор.

В этом странном мире заоконном

Как бесценный,
вымоленный дар
Расстилает бабушка церковный,
Весь потёртый в сгибах календарь.

Словно карта мира –

он огромен,
Метками повсюду испещрён,
И других не ведомо ей, кроме
Этих Богом явленных времён.

Потихоньку

в дымке предрассветной
Вычисляет даты и года,
В кухне, на клеёнке разноцветной,
Чей узор не свянет никогда…

2

Там, где Волга
бликами искрится,
Вижу дом, порушенный давно,
Сирины, исчезнувшие птицы,
Заглянуть пытаются в окно.
Жизнью обозначенные мели
Понамылись вечности рекой.
Выбелили певчие метели
Стены –
материнскою рукой.

Общий стол

под скатертью белой,
Стулья в белый лён зачехлены.
Моё детство выпорхнет несмело
Из тишайшей этой белизны!

Сердце дома бьётся еле-еле,

Но его я слышу и сейчас.
Спит мечта
в безоблачной постели,
И хранит её иконостас.

Слёзные слипаются ресницы,

И на перекрёстке всех времён,
Ах, какой однажды
мне приснится,
Поразив реальностью, сон!

Самое, быть может, дорогое,

Понесу,
молитвенно тая,
Ангел ли Молчание Благое
За моей спиною постоял?!

3