Складка времени

Вернемся на секунду к докладу академика Павлова: в нем Иван Петрович (занимавшийся обычно собачками) иллюстрирует работу «рефлекса цели» примером, надо признать, сугубо человеческим – феноменом коллекционирования. «Коллекционерская страсть, – говорит Павлов в своем докладе, – стремление собрать части или единицы большого целого или огромного собрания, обыкновенно остающиеся недостижимыми»[55]. И в этих оговорках про «большое целое», про «недостижимость» есть нечто очень важное: в любой данный момент времени коллекционер не знает, что еще (конкретно) окажется в его коллекции (и окажется ли), причем о существовании некоторых вещей, которые он уже в каком-то смысле жаждет заполучить, он может и не знать вовсе! Само это незнание не мешает ему, во-первых, хотеть этого (неизвестно что), а во-вторых, страстно к этому – неизвестному – объекту стремиться. Поскольку все мы, так или иначе, понимаем идею коллекционирования, я не думаю, что приведенное уточнение способно поразить моего читателя (по крайней мере, с первого раза и при первом прочтении), но попытайтесь подумать об этом, как говорится, «на трезвую голову»: как можно хотеть того, о существовании чего ты не в курсе? Иными словами, как можно захотеть то, чего в твоем мире (мире, о котором ты знаешь) даже гипотетически не существует?

Вот я, например, собираю фигурки носорогов – именно фигурки и именно носорогов (ну, бывают причуды у людей). И вот я оказываюсь в Танзании, в заповеднике Нгорон-горо (по преданию антропологов, тут как раз и зародилось наше с вами человечество), где в магазинчике сувениров нахожу странную фигурку человека, у которого на голове что-то вроде традиционного русского кокошника, а на кокошнике этом – шитый танзанийским бисером носорог Разумеется, этот артефакт находится вне каких-либо критериев моей коллекции – фигурка, но не носорога, носорог, но не фигурка. Однако же, в данном случае я совершаю покупку, практически не задумываясь: то есть я, по сути, хотел этот экспонат, еще не зная о его существовании, не имея даже интенции вообразить нечто подобное. И это, надо сказать, действительно чрезвычайно радикальная вещь!

О чем нам говорит «стимул-реактивная теория»? Она говорит нам: должно случиться нечто – некое событие, потом должно сработать его «положительное подкрепление» и уже потом мы будем хотеть, чтобы это событие случилось вновь – как в известном романсе: «ах, раз, да еще – раз, да еще много-много раз». Если, к примеру, вы никогда не пробовали некий заморский фрукт – допустим, маракуйю какую-нибудь, – вы не можете его хотеть (вам может хотеться его попробовать – вы о нем слышали, вам о нем говорили – мол, «полетели, птичка, там много вкусного» и т. д., но это «хотелось бы попробовать» – еще не «хочу», по крайней мере, не то хочу). Вам нужно попробовать маракуйю (событие), испытать удовольствие (положительное подкрепление), и тогда вы будете хотеть ее снова. Именно хотеть, по-настоящему. Но именно с этим, как мы обнаруживаем, и не соглашается сейчас стимул-рефлектолог Павлов: помните, как он говорил о «постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели». Вы может представить себе такую «павловскую» маракуйю – «постоянно достигаемую, но никогда не достижимую»? Как в таких обстоятельствах сформируется желание к ней? Как она может стать Целью? Стремление к павловской Цели – это что-то среднее между проклятьем Сизифа и Тантала, а еще точнее, – Ахилл, который, по Зенону патологически догоняет и патологически не может догнать черепаху. То есть, есть в нас такой уровень психики, на котором привычные правила перестают срабатывать!