Склейки

– Сейчас мужчина найдет выход! – Он стукнул себя в грудь и ринулся к кабинету «Новостей». Вернулся через минуту, неся в руках растрепанный том словаря ударений. Словарь сунули между дверью и порогом, и дверь, терзаемая безжалостным доводчиком, осталась открытой.

Охранник внизу спал, запрокинув голову, храпя и причмокивая. Лицо его было красно, а через приоткрытое окошко доносился аромат свежего перегара.

Малышева, стараясь не смеяться, достала из сумочки зажигалку, чиркнула и поводила перед окошком. Эдик внимательно следил за ее манипуляциями.

– Ты чего? – спросил он наконец.

– Я думала – вспыхнет,– шепнула она тоном капризного ребенка.

Шутка была такой идиотской, что они рассмеялись – не над самой шуткой, но над ее идиотизмом. Боясь разбудить охранника, Малышева кусала рукав собственной шубы, и Эдик, зараженный ее примером, тоже немного покусал рукав.

Отплевываясь от серых приставучих шерстинок, они распахнули офисную дверь и выползли на заснеженное крылечко.

– Стой! – шепотом закричала Малышева.– Ключ! – И снова захохотала, упираясь в дверь обеими руками.

– Мужчина найдет выход! – сказал Эдик, снова стукнув себя по сигаретам, и приволок на крыльцо лежащий неподалеку обломок огромной сосульки.

Супермаркет встретил их неприветливо: слишком ярким светом, резким запахом селедки и креветок, сонными лицами продавщиц. Почти жалея, что пришла сюда, Малышева решила шикануть и тем самым хоть как-то оправдать свое присутствие. Она решительно подошла к витрине винного и велела продавщице достать бутылку самого дорогого вискаря, который стоил почти пять тысяч. Ей казалось, что выглядит она сейчас очень эффектно.

Эдик, едва за ней поспевавший, казалось, трезвел.

Когда они шли обратно к офису, он, сунув в карманы брюк замерзшие руки и зябко поводя плечами, заметил:

– Это как же я так смог?

– Ты о чем? – поинтересовалась Малышева.

– Я же в кабинете был?

– Был.

– Так я когда словарь брал, видел на столе свои ключи от офиса. Еще подумал: о чем это они мне напоминают? И куртку не взял, идиот...

Малышева пожала плечами. Ей снова стало весело от Эдиковых признаний, и селедочно-креветочное отчуждение исчезло.

– Бежим греться! – крикнула она и побежала вперед, скользя ногами по сырому свежевыпавшему снегу и с трудом удерживая в руках литровую бутыль.

Подбегая к крыльцу, они увидели, как обломок сосульки, крошась и скользя, выезжает, позволяя двери закрыться. Эдик рванул вперед и едва успел подставить плечо.

– Теперь тырим ключи,– шепнула подоспевшая Малышева.