«Вот только охоты на дракона мне еще недоставало! – Конан сделал вид, что погружен в размышления, хотя на самом деле ему отчаянно хотелось от души расхохотаться. – Это ж какой визг поднимется на борту, когда ребята узнают, куда и зачем мы идем! Но с другой стороны – вдруг получится? Когда в последний раз кому-то из людей удалось прикончить дракона, настоящего дракона? Двести лет назад, триста? Все равно из Кордавы надо уходить, а тут такой подходящий случай… Соглашусь! Там посмотрим, что из этого выйдет.»
– Идет, – Конан пристукнул по столешнице кружкой. – Мы выходим из гавани сегодня вечером, к вашей Карташене доберемся дней через пять-шесть.
– Я еще задержусь в столице, – Плоскомордый старался говорить спокойно, но слышалось, что он одновременно и рад, и не верит тому, что корсар согласился на его невероятное предложение. – Постараюсь закончить свои дела как можно скорее. Встретимся через седмицу в Карташене.
Заключенный договор, как водится, был скреплен на месте взаимным рукопожатием договорившихся сторон, после чего новоявленные компаньоны разошлись по делам. Один отправился собирать загулявшую команду, второй ушел к складам торгового дома «Шерим и сыновья».
И, разумеется, никто из них не подозревал, к чему приведет необычный договор, заключенный в таверне «Золотая минога» на набережной славного города Кордавы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Жертва семейных традиций
Менестрелю было паршиво. Он внезапно оказался лишенным почти всего из небольшого числа ценимых им вещей. К этим предметам относились: возможность петь, женское общество, наличие денег и хорошая компания.
В данный момент из сего скудного набора наличествовали виола черного дерева и два золотых дублона вкупе с несколькими медными монетками, чудом завалявшиеся в карманах.
Все остальное пребывало в уютном доме в паре кварталов отсюда. На встречу с поспешно брошенным имуществом в ближайшем будущем можно смело не рассчитывать. Вещи что, их потерю легко пережить, постепенно обзаведясь новым пригодным в дороге барахлом.
Но среди всяческого хлама, таскаемого с собой больше по привычке, чем из насущной необходимости, затерялся кошелек. Красивый такой кошелечек, черного бархата, расшитый серебряной нитью. С двумя десятками золотых монет офирской чеканки внутри. Для кого-то такая сумма была мелочью на карманные расходы, но для кого-то – целым состоянием.
Без того унылая песня оборвалась, сменившись сердито насвистываемой мелодией похоронного гимна. Сердиться, собственно, было не на кого. Только на самого себя и на судьбу, решившую слегка пошутить.
А ведь все поначалу так хорошо складывалось!
…В конце нынешней весны странствующий бард Ди Блайи обнаружил, что по горло сыт Иантой Офирской и его творческой натуре настоятельно требуется сменить обстановку. Ианта, конечно, была прекрасным и богатым городом, но слишком многие его обитатели желали слегка подпортить физиономию Блайи, не спрашивая на это позволения.
После некоторых размышлений и подсчета имеющейся наличности Ди Блайи решил, что провести лето на Полуденном Побережье – не такая уж и плохая мысль. Вдобавок, он еще там не бывал, если не считать непродолжительного визита в Мессантию.
Сказано – почти что сделано. На прощание в «Бутоне лотоса» (небольшом, но весьма уютном и недорогом заведении) был устроен шумный кутеж, а еще через пару дней Ианта и Ди Блайи без особого сожаления распрощались друг с другом.
Настоящее имя менестреля, родившегося два с половиной десятка лет назад в маленьком пуантенском городке Блайи, вообще-то было Тейраз. Тейраз Рюделли, если вам угодно. С течением времени название родного городка, по традиции присоединяемое к собственному имени, почти полностью вытеснило последнее. «Ди Блайи», собственно, и означало «родом из Блайи». Некоторые еще добавляли к этому прозвище «Потаскунчик». Блайи, услышав подобное наименование своей особы, всякий раз шумно возмущался и обвинял бесталанных собратьев по ремеслу, старающихся хотя бы по мелочам досадить более удачливому сопернику.
Родители Ди Блайи были мелкопоместными дворянчиками средней руки и пришли в ужас, узнав, чему собирается посвятить свою жизнь их горячо любимый первенец. Неизвестно, что повлияло на его решение. То ли сказки, выслушанные чрезмерно впечатлительным дитятей, то ли стремление любой ценой вырваться из-под опеки любящего старшего поколения.
– Вон из дома! – ревел Рюделли-старший и тут же противоречил сам себе: – Ты выйдешь отсюда только через мой труп!
Матушка, разумеется, рыдала в три ручья и пыталась примирить не в меру вспыльчивых отца и сына. К сожалению – а может, и к счастью – у нее ничего не получилось. Упрямый отпрыск в итоге оказался за воротами загородного поместья, помахал всем на прощание и, не слишком отчаиваясь, двинулся в Гайард – ближайший крупный город.