Склероз, рассеянный по жизни

И так по всем комнатам распределили эти темные и светлые силы, в каждую человек по двести. Кроме одной. Из нее шел запах керосина. Там жил Змей Горыныч – несчастный старый еврей, цирковой артист. Этот Горыныч, весь в каких-то отрепьях Кощея Бессмертного, с нарисованными на несвежем лице бороздами-морщинами, в страшном парике, лежал в комнате на раскладушке, а рядом стояли канистры с керосином и сидела Баба-яга. Это была его жена. По жизни жена. Тоже страшная, тоже в каких-то нарисованных ошметках.

Кроме керосина в комнате находилось еще огромное количество бутылок с подсолнечным маслом. Змей целый день ничего не ел. Во время борьбы между светлыми и темными силами, когда вдруг светлые начинали побеждать и мушкетеры бросались на чертей, Змей Горыныч выпивал стакан подсолнечного масла, потом полстакана керосина и вылетал на сцену. Дети кричали: «Ой, летит, летит!» За ним бежала Баба-яга (она же – жена) и поджигала длинную спичку. И он выблевывал этот керосин, и получался длинный язык пламени.

Три раза в день, перед каждым представлением, на пустой желудок он для грунтовки выпивал масло – на круг, очевидно, бутылку – и в общей сложности граммов двести керосина.

Это зрелище темной силы в лице несчастного еврея я отчетливо помню до сих пор.

* * *

Наш класс можно вносить в Книгу рекордов Гиннесса. С тех пор как мы окончили школу (а окончили мы ее в 1952 году), ежегодно собираемся на встречи. Это патология. Даже из Америки Сережка Хрущев приезжал. Один наш школьный друг выпускает с пятого класса фотографическую стенгазету, которая называется «Колючка». Там под каждой физиономией – четверостишие. Первые снимки он делал «лейкой», потом перешел на «Зенит», а теперь уже обзавелся цифровым фотоаппаратом. «Колючка» вывешивается в том кабаке, где мы проводим традиционный сбор. Он приходит заранее и разворачивает этот рулон. Такой портрет Дориана Грея наоборот. Страшная картина: начинается с двенадцатилетних рож, а кончается восьмидесятилетними. Мемориал советского среднего образования.

Когда на телевидении выходила передача «Однокашники», согнали наш класс. Зрелище, конечно, не очень аппетитное. Самое смешное, что после передачи мне каждый второй позвонил и сказал: «Ширва (моя школьная кличка), тут мои смотрели передачу и говорят, все очень изменились, и только ты да я почти такие же, как раньше». Потом следующий звонит: «Слушай, тут мне жена выдала: «Ты и Ширва лучше всех выглядите!»

Я учился девять лет в московской 110-й школе под предводительством директора Ивана Кузьмича Новикова. Говорю «девять лет» не потому, что мне не удалось доучиться до финиша, а потому, что первый класс я окончил в Чердыни, в эвакуации. Школа № 110 тогда была на редкость элитная и престижная. Детей привозили на ЗИСах, и оказался я там только потому, что жил в соседнем от школы дворе и физически попадал в самый что ни на есть микрорайон школы, хотя в те времена такого понятия не существовало.

Горстка одноклассников

Учился я жутко, и, если бы не мамины школьные концерты, меня вышибли бы. Мама, будучи редактором Московской филармонии, дружила с великими творцами середины прошлого века. И чем катастрофичнее складывалась моя школьная судьба, тем мощнее выглядел состав очередного концерта для родителей и подшефных. Флиер и Козловский, Журавлев и Обухова, Рина Зеленая и Плятт томились в кулисах маленькой школьной сцены, пытаясь в складчину окончить вместе с оболтусом своей подруги школу № 110.

Главная беда была – химия. На выпускном экзамене я с ужасом узнал, что химии – две: органическая и неорганическая. Мне одной-то было через голову. Перед экзаменом наши умельцы взорвали в кабинете дымовые шашки, в дымовой завесе украли билеты и пометили мне один точечками с обратной стороны.

Всю ночь, как попугай, я повторял какие-то формулы. На следующий день вытащил помеченный билет. Словно автомат, лепил ответ, но попался на дополнительном вопросе: «Как отличить этиловый спирт от метилового?» Я вспомнил, что от одного слепнут, а из другого делают водку. И начал: «Возьмем двух кроликов. Капнем им в глаза разного спирта. Один – слепой, а другой – пьяный».

Мне поставили тройку условно, взяв с меня обязательство никогда в дальнейшей жизни не соприкасаться с химией. Что я честно выполняю. Кроме разве прикосновения к спирту, хотя до сих пор не знаю, что я пью – этиловый или метиловый. В связи с тем, что вижу все хуже и хуже, думаю, что пью не тот.