Склифосовский

В 1850-х годах, к моменту поступления нашего героя, подложная статистика вдруг стала верной. Разночинцы и дети духовенства ринулись в университеты, потеснив аристократию. Советский историк Лев Ерман[17] в своей работе «Интеллигенция в первой русской революции» пишет: «…если в 1855 году во всех университетах страны дворянство составляло 65 процентов, то на протяжении последующих двух десятилетий рост числа студенчества сопровождался падением удельного веса дворянства почти на 20 процентов и увеличением числа студентов из среды духовенства и разночинцев».

Такая ситуация порождала огромную финансовую пропасть между сокурсниками. На одном полюсе находились наследники графов и князей, которые проводили время в кутежах и появлялись в университете лишь для того, чтобы перевестись на следующий курс. На другом — разночинцы, вкладывающие в учебу все силы и живущие в крайней бедности. Большинство из них приезжали из провинции. Их родители, плохо представляя себе уровень жизни обеих столиц, просчитывались в бюджете, а то и вовсе уповали на авось. А суровый русский климат не располагал к кочевому образу жизни, когда можно переночевать и под открытым небом. Экономя на еде и дровах, молодые люди часто и тяжело болели, в том числе чахоткой. Сохранились инспекторские отчеты, показывающие высокий уровень смертности среди студентов. Из-за этой проблемы в конце XIX века отдельные вузы ввели регулярный медицинский надзор за состоянием здоровья учащихся.

«Студенческая нужда… или голодающая молодежь является больным вопросом русской жизни» — эти строки из статьи современного историка Наталии Николаевны Юркиной, посвященной студенческому быту дореволюционной России[18], пожалуй, объясняют тот факт, почему в русской литературе характерный образ студента — вовсе не веселый школяр, а мрачный Раскольников. В романе «Преступление и наказание» бедственное положение Раскольникова и Разумихина описывается ярко и подробно: заношенная в лохмотья одежда, комната «шагов в шесть длиной», нехватка денег на еду и отопление.

Созвучна тексту Федора Михайловича Достоевского и повесть Николая Георгиевича Гарина-Михайловского «Студенты». Ее герои живут в полной нищете. «Лекций нет, одежи нет, жрать нечего…» — рассуждает студент Ларио. «В доме не было ни копейки денег. Имелся только чай, сахар да несколько папирос». Чтобы не умереть с голоду, они закладывают свою одежду и обувь: «Нужда у них с Ларио. Его прогнали… Ларио в одном белье… Шацкий все с него продал и с себя все… сидит в салопе горничной… и больной совсем». О том же пишет Антон Павлович Чехов. У его героя, студента Клочкова, «нет табаку, нет чаю, а сахару осталось четыре кусочка». «Невыносимую нищету» испытывает и Лопухин из романа Николая Гавриловича Чернышевского «Что делать?». Жизнь состоятельного студента аристократического происхождения описана убедительно, пожалуй, лишь у одного Льва Николаевича Толстого. Поэтому создается впечатление, что «настоящий» студент XIX века — обязательно «бедный». Наверное, в этом есть определенный смысл. Хотя многие из аристократического сословия относились к учебе очень серьезно, на их психологию накладывал отпечаток идеализм, который они могли себе позволить. То есть, в итоге, по сравнению с разночинцами они оказывались более инфантильными.

Существовала ли материальная поддержка для учащейся молодежи? Да. До 50 процентов от общего числа студентов составляли те, кто получал стипендию, был освобожден от оплаты или «умеренно» оплачивал обучение[19]. Отечественные исследователи повествуют о создании студенческих кооперативов и других «хозяйственных объединений»: касс взаимопомощи, благотворительных учреждений, столовых. Эффективно работали землячества. Без их поддержки многие студенты, особенно из села, могли бы с непривычки потеряться и даже погибнуть в большом городе.

Положительную оценку благотворительных мероприятий можно встретить и в публицистике: очевидцы тех лет упоминают балы и концерты, устраиваемые в пользу «недостаточных» студентов.

Выручала нуждающихся и продажа подержанных книг и вещей. Особенно славился такой взаимопомощью Московский университет. «Продажа учебных книг велась и в университете, через сторожей, вывескою записок со стороны как спроса, так и предложения», — сообщают «Воспоминания о студенческой жизни», изданные в конце XIX века[20].

А вот цитата из другой книги: «В шинельной университета сторожа, обслуживающие вешалки, были своего рода комиссионерами. У каждого имелась стопка учебников, пособий, конспектов, которые они продавали по поручению бывших студентов, конечно с большой скидкой. Они же продавали тужурки и шинели окончивших»[21].