Из всех русско-турецких столкновений война 1877–1878 годов выделялась своей глобальностью, в какой-то степени даже эпичностью, ведь речь шла об освобождении сразу многих народов. Закономерно, что это историческое событие неоднократно воплощалось в разных видах искусства и в разные времена. Помимо уже упомянутой «Анны Карениной», была создана книга Василия Ивановича Немировича-Данченко «Скобелев», романы Валентина Саввича Пикуля «Баязет» и Бориса Акунина «Турецкий гамбит». В кинематографе эту войну тоже отобразили не раз. Можно вспомнить болгарский сериал «Путь к Софии» (1978), советско-болгарский исторический фильм «Герои Шипки» (1954) и современный российский телесериал «Институт благородных девиц» (2010–2013), а также экранизации «Баязета» (2003) и «Турецкого гамбита» (2005). И самые известные батальные полотна в русской живописи тоже вдохновлены этой войной — «Известие о взятии Карса» Виктора Михайловича Васнецова и Балканская серия Василия Васильевича Верещагина. Кстати, сам Верещагин был хорошо знаком со Склифосовским. Будучи раненым, он дважды попадал к нему на операционный стол. Отношения их были в высшей степени дружественными. Однажды Верещагин увидел, что к дому подъезжает карета Склифосовского. Он выскочил на крыльцо и закричал: «Я ведь велел никого не принимать!» Пришлось почтенному профессору поворотить оглобли. Впрочем, на другой день художник поехал к Склифосовскому в Москву, но не извиняться, а узнать, зачем он все-таки приезжал. В свою очередь Склифосовский с огромным вниманием относился к его живописи, особенно к серии картин, посвященных Русско-турецкой войне. Одну из этих работ он даже получил в подарок от художника. На пейзаже сохранилась дружеская надпись: «Если вы устанете от трудов — долго глядите на мою картину и тогда отдохнете». А в повести Верещагина «Литератор», опубликованной в 1894 году, участники войны легко угадывали Николая Васильевича в профессоре Ликасовском, высоком брюнете «со славною хохлацкою физиономией».
А еще Русско-турецкая война 1877–1878 годов выделялась из других войн XIX века количеством участников. Силы одной только турецкой армии составляли около 200 тысяч человек. Соответственно, непривычно много для того времени оказалось и жертв. И раненых было больше, и им требовалось больше врачей.
К счастью, очень многие медики тоже записались добровольцами. Из известных докторов, помимо Склифосовского, на фронт поехали Пирогов и Боткин. На фронтах этой войны также оказывали помощь раненым выдающиеся хирурги Евстафий Иванович Богдановский, Карл Карлович Рейер, Эрнст фон Бергман. Но рабочих рук все равно не хватало. Ужасную картину человеческих потерь рисуют воспоминания Василия Немировича-Данченко: «Трупами набились все лощины. Случалось, что треть колонны ляжет, и не достигнув вершины, кажется, вот-вот пойдут назад… Нет! Идут новые, свежие колонны, и бой кипит на том же месте, и слева с криком лезут целые ряды красных фесок, и справа сверкают тысячи ружей…»
Оказался в числе раненых и художник-баталист Василий Верещагин. Его воспоминания полны интересных деталей, по которым, среди прочего, можно составить впечатление о фронтовой медицине того времени:
«Защищенные островком, мы подвели здесь итоги: „Шутка“ была совсем разбита и, очевидно, не годилась для дальнейшей работы; оказались большие пробоины не только выше, но и ниже ватерлинии; свинца, накиданного выстрелами, собрали и выбросили несколько пригоршней. У Скрыдлова две раны в ногах и контужена, обожжена рука. Я ранен в бедро, в мягкую часть. Поднявшись после удара, я все время по-прежнему стоял, но, чувствуя какую-то неловкость в правой ноге, стал ощупывать больное место: вижу, штаны разорваны в двух местах, палец свободно входит в мясо. „Э-э, да никак я ранен? Так и есть, вся рука в крови. Так вот что значит рана. Как это просто! Прежде я думал, что это гораздо сложнее“. Пуля или картечь ударила в дно шлюпки, потом рикошетом прошла через бедро навылет, перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть. Из матросов никто не ранен».
«В общем раны наши были очень счастливы: у Скрыдлова одна пуля вошла в икру ноги и засела в ней, другая скользнула по верхней части ступни и тоже не испортила костей. У меня, пробив бедренную мышцу, пуля или картечь прошла около самой бедренной кости; несколько линий вглубь для него и несколько линий в сторону для меня — ему не только не довелось бы больше танцевать, до чего он был охотник, но и пришлось бы лишиться ступни, а мне так-таки прямо идти в червивую каморку. Это милые черкесы, бежавшие вдоль берега за миноноской и стрелявшие на самом близком расстоянии, наградили нас.
В деревне Малы-Дижос, где стояла казачья бригада, офицеры с командиром ее, милейшим Тутолминым во главе, встретили нас на дороге с бокалами шампанского в руках: пришлось и нам пригубить — за наше здоровье!