Скобелев, или Есть только миг…

Скобелев узнал командира батареи: на сей раз он был в форме. На лафетах, передках, зарядных ящиках лежали люди.

— Почему раненых казакам не отдали? Тащитесь еле-еле.

— Им уж все равно, — тихо ответил Васильков.

— Убитых вывозишь?

— Убитый — тоже солдат.

— Тоже солдат, — вздохнул генерал. — Веди батарею, мы позади пойдем.

Без помех они добрались до исходного рубежа, откуда в предрассветном тумане уходили в бой. Скобелев сразу же прошел к себе, написал боевое донесение и памятную записку о представлении к наградам есаула Десаева, подъесаула князя Джагаева, хорунжего Прищепу, нескольких казачьих офицеров и штабс-капитана Василькова. Написав последнюю фамилию, сказал Млынову:

— Узнай, из какой бригады была батарея.

Походил, снова сел и написал личную записку Паренсову: «Петр Дмитриевич! Спасибо тебе за труды и советы: работать с тобою мне было весьма отрадно. Извини, что лично не попрощался: сил нет, и на душе кошки скребут. При случае скажи барону, что генерал Скобелев заболел и отныне числит себя в резерве…»

Затем наскоро перекусил, приказал приготовить пару для дальней поездки, собрал походные чемоданы и, ни с кем не попрощавшись, глубокой ночью выехал вместе с Млыновым неизвестно куда…

Глава шестая

1

Император Александр II пил утренний кофе с другом детства графом Адлербергом на свежем воздухе. Сообщений о сражении еще не поступало, но Государь был мрачен, и разговор не вязался. Свита скованно перешептывалась, и только Адлерберг что-то говорил о дальновидности цесаревича Александра Александровича, командовавшего Рущукским отрядом.

— Его энергия и суровая распорядительность достойны всяческого восхищения, Ваше Величество. Воистину он — державный сын державного отца.

— А Бореньке исполнился бы годок с месяцем, — вдруг вздохнул Александр. — А прожил всего-то сорок два денька. Бог мой, как несправедлива порою бывает судьба, граф.

Боренька Юровский был внебрачным сыном Александра, и Адлерберг тактично замолчал. Он уже ругал себя, что так некстати помянул о талантах цесаревича, ибо из всех его талантов самым заметным было пристрастие к неумеренным возлияниям. На счастье, показался дежурный генерал Шелков.

— Безуспешно, Ваше Величество.

— Опять? — Александр беспомощно развел руками. — Каковы подробности?

— Подробностей в депеше не сообщается, Ваше Величество. Для личного доклада сюда выехал Его Высочество главнокомандующий со штабом.

— Ступай. — Александр встал, руками зацепив чашку: Адлерберг едва поймал ее на краю стола. — Я хочу обдумать положение. Как только прибудет мой брат или князь Имеретинский, немедля проведите их ко мне. — Он пошел к дому, но остановился. — Это — роковой день, граф. Тотчас же сообщи в Царское Село Ребиндеру, чтобы он возложил розы на могилку Бореньке.

Загадочность этого первого распоряжения императора после сообщения о разгроме под Плевной может быть объяснена только полной растерянностью, поскольку никакой логики здесь усмотреть было невозможно. Логика появилась, когда прискакал шатающийся от усталости светлейший князь Имеретинский.

Он вошел без доклада и остался у дверей, чтобы отдышаться. Увидел бледного Криденера, растерянного Непокойчицкого, трясущегося Левицкого и самого Государя, молча сидевшего в кресле у стола. А по кабинету метался главнокомандующий, топоча сапогами и выкрикивая бессвязные фразы:

— Он стар, стар и бездеятелен! Это не начальник штаба, это — развалина. Рамоли! Он подтвердил цифры Криденера, взятые с потолка. Откуда они, откуда, Криденер? Кто ответит? Кто ответит Государю, я спрашиваю? Кто позволил Шаховскому изменить диспозицию? Где он, сказался больным, старая лиса? Он разорвал боевую линию, он повинен в нашей неудаче, он!..

Тут великий князь столкнулся с Имеретинским и замолчал. Потом беспомощно развел руками.

— Вот, светлейший брат мой. Вот ваши глаза и уши. Он подтвердит мои слова.

— Его Высочество неверно определил результат вчерашнего сражения, — негромко сказал Имеретинский. — Он назвал его неудачей, а это — поражение. Государь. Это — разгром, вследствие которого мы потеряли не менее восьми тысяч человек.

— Всю правду, — вздохнул император. — Все кричат о дурно проведенной подготовке, о каких-то перестроениях, а я хочу знать причины, а не следствия.

— Главная причина в полной бездеятельности барона Криденера, Государь. Командующий штурмом не только не отдал ни одного боевого распоряжения во время штурма, но всячески мешал командирам подчиненных ему отрядов.

— Ваше Величество, позвольте спросить светлейшего князя, — сдавленно сказал Криденер. — Где вы были во время боя, Александр Константинович? Я ни разу не видел вас.

— Простите, Государь, задета моя честь. — Имеретинский неторопливо расстегнул мундир, обнажив левое плечо со свежей повязкой. — Я был в Гривицком редуте, в войсках Вельяминова, которые вы бросили на верную гибель. — Он столь же неторопливо застегнулся на все пуговицы.