Сколько длятся полвека?

Вплоть до 23 августа он проводил рекогносцировки в разное время суток, «приучая» командиров к Кинто, к расположению окопов, огневых точек, улиц, изгибам кладбищенской ограды. Чтоб никаких сюрпризов.

— Никаких? — усомнился Чопич.

— Беру обратно. Поменьше сюрпризов. Согласны?

Он уже видел, какой надлежит быть операции: прежде всего — кладбище, одновременно окружение и наступление на Кинто с севера.

В 6.00, в соответствии с приказом, из тенистой рощи поднялись головные батальоны. Впереди разведчики с ручными пулеметами.

Не зря, не зря он бился на учениях, еще в Альбасете начал с переползания по–пластунски…

Роты продвигались перебежками. Плотнее неприятельский огонь — короче перебежка. Но и расстояние между сторонами укорачивается, достигая броска ручной гранаты. «Лимонки» рвутся в окопах мятежников.

Оборона кладбища опиралась на бетонированные огневые точки. Это Вальтер предвидел и обратился к начальнику артиллерии армии: надо бить с открытых позиций.

У того глаза полезли на лоб, — с открытых позиций среди бела дня?..

— Средь бела, прямой наводкой…

Вальтера не брал загар. От волнения лицо становилось серым, краснели глаза.

Он приказал командиру своей двухорудийной батареи капитану Карро прицепить пушку к грузовику, приблизиться к кладбищу на 400 метров и — огонь в упор.

Смельчак Карро [52] орудовал, словно на учениях. Мятежников оглушили прицельные выстрелы, сливавшиеся с разрывами.

Республиканские батальоны, охваченные восторгом и энтузиазмом, не спешили, однако, вперед. Л надо бы…

Второй заход авиации тоже не без проку. Не так, правда, как если б свою пехоту известили о нем загодя и она приготовилась к броску.

В 18.00 августовское солнце клонится к закату. Последний в этот день рывок увенчался захватом кладбища.

С рассветом следующего дня — наступление на деревню. В 9.00 поступили сведения, что жители хотят уйти из Кинто. В ту же минуту по приказу командира дивизии фронт умолк. Крестьяне, придя в себя от испуга, покидали дома с круглыми трубами, напоминавшими стволы старинных орудий.

Узел сражения стягивался к костелу. За его каменными, в метр толщиной стенами мятежники с пулеметами чувствовали свою неуязвимость. Добровольцы подбегали к бреши, оставшейся после авиабомбы, бросали гранаты и отходили, унося убитых и раненых.

Тогда–то и возникла идея — поджечь костел, выкурить оттуда гарнизон. Вальтер заколебался, — и на войне признаются границы дозволенного. Однако во что обойдется гуманизм?

Мешки с сеном облить бензином и маслом, поджечь и вместе с гранатами — в проем.

В ответ — крики о сдаче, белый флаг.

Командир роты, направившийся принять капитуляцию, напоролся на пулеметную очередь.

Вальтер настоял на своем. Начартарм выделил две батареи.

Но и после сотни артиллерийских снарядов костел продолжал огрызаться. Лишь к ночи, брошенный последними защитниками, он окончательно умолк.

Вальтер удивился: в руках полковника Пюца — гранаты.

— Не делайте большие глаза, у вас вид почище.

Он был прав. Портупея рассечена осколком, парабеллум за пазухой, порваны брюки, разбито в кровь колено.

Командование дивизией, штабники провели этот день в батальонах — так заведено Вальтером. Однако не ослабляется ли руководство дивизией как целым организмом?

Об этом он и думал, безразлично перемалывая челюстями кусок мяса.

Уже доложили о пленных и о трофеях. О полном очищении Кинто. Не поступили только сведения о раненых.

Вальтер вызвал Лен Кроума. Где майор Доманьский?

Еще днем отправился с санитарами в Кинто.

Все, что вам известно?

— Все, товарищ генерал.

Вальтер встал. Пюц отодвинул свою тарелку.

— Я с вами.

Они лазили среди мертвых тел и разрушенных баррикад — на свет карманного фонаря откликались франкистские «кукушки».

Нигде. Никаких следов.

— Попробуем утром? — отчаявшись, заикнулся Пюц.

Вальтер даже не удостоил ответом.

Близился туманный рассвет, когда в подвале со сломанной деревянной лестницей, заплесневелыми бочками и плетеными корзинами они обнаружили кем–то оставленного здесь Доманьского.

Вместо белого халата — кровавые клочья. Выходное отверстие на затылке не позволяло сомневаться: дум–дум.

Вдвоем с Пюцем вынесли тело.

Вдруг что–то в нем надломилось.

Лысый болван… Границы гуманности… Они… разрывными… в белый халат…

Он захлебывался.

— Пленных офицеров… До последнего… Всех… Из пулемета…

И упал на землю.

Его подняли. Лен Кроум сделал укол. Он впал в забытье.

…Тело майора Мечислава Дюбуа–Домапьского доставили в Париж. Он похоронен на кладбище Пер–Лашез у Стены коммунаров…

С освобождением Кинто неприятель лишился оплота на этом участке. Остатки гарнизона капитулировали. 35‑й дивизии досталась вся техника, какой он располагал.

Внушительная победа, одержанная сравнительно малыми силами, давала пищу для размышлений.

Как и Модесто, он за реальный штурм Бельчите вместо иллюзорного овладения Сарагоссой. Добивался и добился: 35‑я дивизия получила приказ — на Бельчите.

Бельчите — орешек покрепче Кипто. Капониры, надолбы, минные заграждения. Прочные городские дома не чета деревенским халупам Кинто. Духовная семинария, муниципалитет, костел, комендатура превращены в крепости.