Сколько стоит любовь?

Спасибо тебе, Эрик, за то, что ты сумел показать мне, что такое настоящая семья. Я так хочу верить, что ты поймешь все и одумаешься… Я буду жить без тебя, но только ради Робби. А ради кого будешь жить ты?

Кристин взяла блокнот, в котором она и Эрик часто писали друг другу милые глупости, и нервным размашистым почерком написала:

«Я ухожу не потому, что чувствую себя виноватой, и не потому, что мне тяжело быть сейчас рядом с тобой. Нет. Я ухожу потому, что ты должен для себя решить, веришь ты своему сердцу или доводам разума. Я прошла через этот сложный выбор, теперь пришло твое время.

Ты знаешь, где нас искать, и, если мы тебе хоть чуть-чуть дороги, ты сможешь посмотреть правде в глаза. И еще, Эрик, если я когда-нибудь была виновата перед тобой, то уж точно не сегодня. Когда ты все поймешь, не вини себя, или меня, или рок, а просто приезжай и забери нас домой. Я буду ждать тебя.

Любящая тебя Кристин».

Она вздохнула и прикрепила записку с помощью магнита к холодильнику, надеясь, что Эрик найдет ее здесь.

Как только первый гнев уляжется – он одумается, убеждала себя Кристин. Он попробует во всем разобраться и поймет, что я ни в чем не виновата перед ним. И, когда он придет ко мне вновь, я буду рада его видеть. Я все прощу и все забуду, потому что моя жизнь не стоит ничего, когда в ней нет его любви.

11

Эрик вернулся поздно вечером, и дом встретил его темными окнами и тишиной. Он постоял несколько долгих томительных мгновений в холле, чутко прислушиваясь к звукам. Эрик ждал, что сейчас включится свет и ему навстречу выбежит смеющийся Робби, а следом выйдет улыбающаяся Кристин. Она поцелует его и скажет: «Ты слишком много работаешь, пора бы подумать и о нас», – а он обнимет ее и решит, что ему просто приснился жуткий кошмар. Но дом молчал.

Мы жили вместе неполных три месяца, и я уже так привык к ним, что не знаю, как жить дальше в одиночестве. Ну почему, почему Кристин предала меня? Неужели я так сильно ошибся в ней? Неужели ее глаза, ее губы, ее руки лгали мне? Как теперь быть?

Не включая свет, он прошел в библиотеку и упал в кресло. Больше всего на свете Эрик сейчас хотел забыться сном, ведь во сне ты не чувствуешь боли от потери.

Темнота давила на него, липкий первобытный страх сжимал сердце. Он хотел встать и включить свет, но боялся даже пошевелиться.

Что со мной происходит? – спросил он сам себя. Я же никогда не боялся темноты. Да и в тридцать пять лет глупо бояться вообще чего бы то ни было! Мне нельзя сегодня быть одному, иначе я просто сойду с ума…

Эрик потянулся к телефону и набрал знакомый номер.

– Ричард, ты можешь сейчас ко мне приехать? – срывающимся голосом спросил он. – Мне очень нужна твоя помощь.

– Что случилось? – озабоченно спросил друг.

– Мы расстались с Кристин.

– То есть?

– Черт! Ну что тут непонятного?! Она мне изменила, и теперь я не могу с ней жить.

– Как так изменила?

– Ричард, приезжай, пожалуйста. У меня сейчас нет сил на треп по телефону. И прошу тебя, не говори мне сегодня «я же тебя предупреждал»!

Кристин изо всех сил старалась сохранить на лице хоть какое-то подобие улыбки, но с каждой минутой у нее получалось все хуже и хуже.

– Что случилось, мисс Кристин? – испуганно спросила миссис Эствей, открыв дверь.

– Мы вернулись домой, – ровным голосом ответила Кристин.

– А мистер Маккилдон приедет позже?

– Мистер Маккилдон вообще не приедет.

– Но как же так? Ведь он ваш муж!

– Судя по тому, что он мне сегодня сказал, мистер Маккилдон – мой бывший муж. Прошу вас, миссис Эствей, не нужно вопросов!

Кристин прошла в дом и поднялась в свою комнату. Раньше она всегда успокаивалась после скандалов с первым мужем, возвращаясь хоть на несколько часов в дом своего отца, но только не сегодня. Боль в ее душе была так сильна, что никакая обида, нанесенная Адамом, не могла бы сравниться с этой раздирающей на мелкие части тоской.

Она сидела в комнате, которую всегда считала частью себя, но не чувствовала себя здесь своей. Теперь ее дом был на Бенсли-стрит. Она сидела, держа ровно спину больше по привычке, и думала о том, что произошло с ней со дня смерти отца.

Больше нет той Кристин, что когда-то дала себе слово жить только умом. Я сама открыла свое сердце Эрику, я должна была понимать, что не только любовь и счастье могут наполнять его. Но я предпочла об этом забыть. Страх боли преследовал меня много лет, и вот я позволила себе забыть о нем. И что же? Он вновь нашел меня. Но разве я несчастна?