Сколько стоит ваше сердце?

Теперь хорошее дело надо было продолжать: фиольцы лезли в песочницу и пытались раскопать шахты, им было необходимо портальное серебро. За его добычу Кесар был готов платить не только изумрудами, но и жизнями своих подданных, которых "летучие отряды" Монтреза с той же, изумляющей периодичностью закапывали там, где встречали.

Но отрядов становилось все больше, а силы Золотого Герцога или, как его все чаще стали называть в окрестных селениях, Золотого Кота таяли.

Его армия могла пополняться лишь за счет беженцев из занятой Кайоры — но "бритые" перекрыли дороги и каждого, кто направлялся в горы с узелком за спиной "навестить родню" — просто и без затей разворачивали назад.

Продолжать в том же духе означало героически угробить своих людей и вручить Кесару Кайору. На блюдечке. С каемочкой любого цвета, по желанию Бога Живого. А значит, разведка Пальцев из разряда "важное, но не срочное" перемещалась в папку "фитиль уже горит".

— Почему сейчас не берешь? — спросил Катиаш.

— Потому что ты только что женился.

— И что? — удивился хозяин, — мне это как-то помешает бритых резать?

— Тамире и так в жизни горя хватило. Дай ей хотя бы один месяц счастья. Когда не нужно бояться, что муж может не вернуться. Через месяц собирай сумку.

Каменное лицо Катиаша, изрезанное морщинами и выдубленное солнцем не изменилось, просто не могло, но хриплый голос стал другим.

— Скажи, она и в самом деле такая красавица?

— А как ты сам-то думаешь? — лукаво прищурился Эшери.

— На ощупь… кесаревна. Но ведь такая за меня бы не пошла?..

— Не факт. Женщины любят не красивых, богатых или коронованных. Они любят своих.

Они еще немного посидели, думая каждый о своем, а потом разошлись, не прощаясь вслух, но мысленно желая другому удачи.

Тамире уже давно встала и хлопотала по хозяйству. Увидев мужа она тихонько выдохнула.

— Не ушел.

— Кот сказал — через месяц. Дал нам с тобой время, жена.

— Меня, значит, пожалел, — Тамире покачала головой, дивясь.

— Э-э-э… Странное дело, слепой я, а не видишь — ты. Жалости в его светлости горсточкой не зачерпнуть. Нет ее там. А то, что тебе жалостью кажется, это… другое, жена.

— Право сеньора, — вдруг уверенно сказала Тамире. — Это ведь не только право первой ночи. Это право решать за людей, как будет лучше, чтобы лучше было всем.

— Его светлость — истинный сеньор, — согласился Катиаш, — хорошо, что он близкий родич нашей баронессы. И — плохо.

— Плохо-то почему? — удивилась Тамире.

— Женился бы на ней и правил тут. Его Кайора уже приняла, а кто там госпоже достанется и как с землей поладит — кто знает. Арагенов, вон, повесили.

— Еще мало им, — зло сощурилась Тамире, вспоминая жадные и жесткие руки наместника Кайоры, оставившие немало синяков на ее тонкой коже.

— Забудь, — твердо сказал Катиаш, — забудь как не было. Считай, что я тебя девушкой взял.

Тамире вдруг рассмеялась, весело, запрокидывая голову так, что солнце запуталось в пушистой косе.

— Ой, уморил! А сын у меня откуда?

— Небо послало, — так же спокойно отозвался Катиаш.

Маркиз ждал у "Уплывшего моста"… Прикольное сие местечко в народе прославилось тем, что некогда через ручей, который средняя курица совершенно спокойно переходила вброд, кому-то взбрела фантазия перекинуть мостик.

Сильнее всех был удивлен и возмущен сам ручей. В ближайшее половодье он, никогда, даже на памяти стариков, не хулиганивший, разлился до размеров бурной речки и снес мост в синие дали.

Больше над ручейком так не шутили, а он не безобразил. Сейчас брод был в полном порядке — несколько крупных камней, выступавших над водой, вполне решали проблему переправы не только для мимо проходящих куриц, но и для всех желающих.

Маркиз был гол по пояс, бумажная блуза обматывала голову. Жилистый торс так загорел, что его можно было принять за выходца из пустыни Нимби, где, по слухам, жили совершенно черные люди.

— Из города выбрался нормально?

Парень пренебрежительно фыркнул:

— Раздали солдатам амулеты, обнаруживающие магов — это у них называется "усилить патрули". Видимо, если прикатят какую-нибудь полудохлую баллисту, это будет означать: "укрепить оборону с помощью артиллерии".

— Мне нравится твой настрой, — признал герцог. Презрительное отношение к опасности, обычная дань юношеской браваде, к удивлению Эшери прекрасно сочеталось в парне с разумной осторожностью. В итоге, презирая врага на словах, на деле Маркиз относился к фиольцам очень серьезно. Что и позволило ему стать отличным связным между городом и горами.

— Прибыл еще один корабль. Сорок бритых. Жрец, — коротко отчитался он, — сейчас в казармах. Через семидневку пойдут в горы.

— Встретим, — кивнул Эшери, — как раз цветы поспеют.

— Огненные? — понимающе усмехнулся Маркиз.

— А как же. Все по этикету. Нам для дорогих гостей ничего не жалко — ни болтов, ни огня, ни стали. Мы вообще парни не жадные. Последним поделимся, только бы гости ушли довольными… а лучше, чтобы вообще не ушли. Из Аверсума новости есть?

— А как же, — передразнил Маркиз и расплылся в довольной улыбке, — в Шиаре целый корпус утопили.

— Брейер?