Сколько стоит ваше сердце?

— Генерал Райкер. А еще, говорят, но это не точно, будто Император Феро повесил.

— Своего секретаря? За что?

— Приказ о переброске подкрепления войскам почти на целые сутки "потерял"…

— За что? — мягко повторил Эшери.

— Ну… за шею, наверное.

— Зря. Надо было за яйца. Император добр и милосерден не по делу.

Маркиз уже не косился. Привык, что бархатные ножны прячут острую сталь и удар не медлит.

— А еще, указ об опекунстве подписан. Ты — полновластный хозяин Кайоры до совершеннолетия твоей кузины или до ее замужества.

— Хорошо, — кивнул Эшери, — на всякий случай пусть будет. Купцов пугнуть или еще кого… кто арбалетов не боится.

— А есть те, кто боятся?

— Здесь — вряд ли, а вообще — встречаются. Что ты на меня так смотришь — я сам видел!

Путь их лежал вверх по руслу почти высохшего ручья, через некоторое время и вовсе пропавшего с глаз. Изредка встречались камни, из под которых тянуло водой, но чем дальше — тем реже.

— Местные говорят, что Каевы Пальцы — это нагромождение совершенно голых камней, без воды, без растений, — задумчиво поделился Маркиз.

— Местных в Кайоре нет. Они полностью "вычищены" два века назад.

Гуадлаахе, дивный сад,
Где расцветает даже серый камень
Подобно огнеглазому цветку
Что пьет росу из солнечного зева
И дарит мир желанной красотой.
Гуадлаахе, музыка снегов,
Недосягаемых — чем более желанных,
И трель воды, стекающей в ладонь
Иссохшему от жажды саари
Три капли влаги — жизни три мгновенья.
Гуадлаахе, больше счастья нет
Чем все вернуть до капли, до песчинки —
И умереть, тебя благословив…
Как умирает на закате солнце.

Прошла почти целая короткая клепсидра, прежде чем Маркиз, впечатленный гораздо больше, чем был готов признать, осторожно спросил:

— Что это? Я понял, что стихи, но ведь не твои?

— Это эпос народа саари. "Песня камня". Единственное, что сохранилось от их культуры после похода Кая.

— Ненавижу войну, — вырвалось у парня как-то само собой. Через мгновение он уже устыдился своего порыва и предпочел бы сделать вид, что ничего не говорил.

— Война — это всегда ошибка, — мягко сказал Эшери, — дипломатов или глав государств, которые не сумели договориться миром. Ее лучше не допускать. Или поскорее исправить. Эмоции здесь лишние: ненависть, любовь — это все хорошо для мира. Войне нужны холодные головы.

— Но неужели от такой красоты вообще ничего не осталось?

Эшери испытующе взглянул на Маркиза, встретил упрямый взгляд мальчишки. И неожиданно весело улыбнулся.

— Вот, заодно, и поищем. Вдруг повезет.

Солнце карабкалось все выше, каменистая земля ощутимо нагрелась, припекая даже сквозь плотную кожу обуви. Пора было подумать об укрытии. Впереди замаячили нагромождения огромных булыжников, похожие на игрушки великанов. Там можно было надеяться найти хоть какое-то подобие тени.

— Каждый раз, когда я буду мерзнуть, я буду вспоминать это день и думать — Боги Претемные, какое счастье, что мне холодно! — выдал Маркиз.

Эшери не стал философствовать, а просто согласно кивнул. Его тоже достала жара.

Это не была пещера в полном смысле слова — скорее, небольшое углубление в скале, но оно давало хоть какую-то тень. Эшери создал слабенький воздушный вихрь и закрутил его кольцом. Сразу стало на порядок легче.

— Я думал, ты этого не можешь, — откровенно сказал Маркиз, блаженствуя под искусственном ветре. — Сильные маги лажаются, когда нужны тонкие воздействия. Канал слишком мощный, как ни извернись, а силы выплескивается больше, чем нужно. Примерно то же самое, как пытаться вместо столовых приборов использовать оглобли для телеги…

— Так и есть, — кивнул Эшери, подставляя ветру быстро высыхающее лицо, — Я, например, "ночное зрение" сделать не могу. Самая простая вещь, все умеют, а мне — никак, хоть серебром рассыпься. Это потому, что родственная стихия — свет и огонь. Солнце ведь тоже огонь. — заметив расширившиеся глаза Маркиза, Эшери кивнул, — почитай "Космогонию" Эйка Сая. Солнце — это большая плавильная печь, которая медленно остывает после окончания серьезной работы.

— Работы? Какой? — парень понял, по глазам было видно — понял. Но не поверил себе. Решил проверить.

— В этой печи был отлит наш мир, — подтвердил Монтрез.

— Век живи — век учись, — покачал головой парень.

— Дураком помрешь, — подколол Эшери. — А вихрь… Я не воздушник, поэтому тут немного легче не переборщить. Но тренировался долго. Пока научился — в поместье Монтрезов такие ураганы были, коровники сносило.

— Вместе с коровами? — зачем-то уточнил Маркиз.

— Первый раз — да. А потом я уже умный был, тренировался когда коровы в поле…