Сколько волка ни корми (СИ)

— А что Бая с Болот белых, Бая от Лесьяры думает, когда на тебя глядит? Уж не это ли часом?

Молчит Вран.

На гладь водную косится, своё отражение в ней ловя — и недавно же думал, что это ерунда, что и не так уж страшны рубцы эти, но внезапно совсем не неприметными они ему кажутся. Грубыми. Отвратительными. Не теми, по которым даже пальцами гулять изучающе захочется — и уж точно не теми, что губ ласковых достойны. Рябит его отражение, рябят рубцы его — рябят и мысли в голове, ни во что связное не складываясь.

— Я думаю… — хрипло Вран начинает — и сам не знает, что думает. Сдавливает грудь его, сжимает горло его — так сильно, что и вздохнуть он толком не может. Как будто захлёбывается он в ряби этой. Как будто вместо воздуха она в лёгкие его вливается. Пытается было Вран с мыслями собраться — да не получается у него ничего.

— Ну и рожа, — вдруг Бая говорит. — Ха-ха-ха! Ну и рожа!

«ХА-ХА-ХА!»

«НУ И РОЖА!»

«ХА-ХА-ХА, Я ДУМАЮ! ХА-ХА-ХА, Я ДУМАЮ!»

Обжигает Врана холодом, тьмой придавливает — и воду вместо воздуха он вдруг глотает.

И вокруг вода одна, и никакой Баи нет, и света даже Вран из-под толщи этой не видит, чтобы понять хотя бы, куда плыть, где выныривать. Или некуда ему уже выныривать? Чернота на Врана наваливается — ни солнца сверху, ни дна снизу, только вода, сплошная вода, воздух у него уж весь укравшая, течением его бурным куда-то тянущая — к смерти верной, может?

Взмахивает Вран руками отчаянно, хоть куда продвинуться пытается — не даёт ему вода. Не отпускает. Крепко его на месте держит, всем весом своим придавливая, всю мощь свою на него обрушивая — и расплющивая, расплющивая, расплющивая, совсем как великан лесной его хотел ступнёй своей раплющить…

— … свет ещё не видывал.

Выталкивает Врана внезапно на поверхность — с такой силой выталкивает, что почти взлетает его тело над водой. Ошалело, хрипло, жадно Вран воздух глотает — и закашливается тут же, всю воду, во рту оставшуюся, щедро выглотав.

Горит грудь его — то ли от воды этой проклятой горит, то ли от души чужой, возмущённой, как это гибели он снова избежал.

А правда — как?

— Болванов таких, говорю, свет ещё не видывал, — с весёлой услужливостью голос Солна Врану повторяет, хотя не спрашивал Вран его ни о чём. — Ты совсем дурной, что ли, Враша? Говорил же я тебе, красный — цвет хозяйский, только хозяин платья такие у нас в лесу носит. Или ты о Бае опять думал? Вот она к тебе в красном и пришла.

Еле-еле Вран Солна в мраке ночном различает, на другом берегу нога на ногу сидящего, — и опять день ночью сменился, и опять не понимает Вран, куда всё время Чомор подевал.

Но, главное, что Врана он никуда не подевал.

А Солн в чёрную реку стрелу выбрасывает вторую разломанную и усмехается:

— Ну чего ты барахтаешься-то там, Врашка? Доведу я тебя до границы, так уж и быть, а то совсем племянница с ума сойдёт, но ты уж поторопись, будь добр — не тобой единым я тут всё-таки живу.

«Да и не живёшь ты вовсе», — думает Вран, но поспешно тело своё в воде ледяной разворачивает и к берегу безропотно гребёт.

Ну спасибо, Горан и Зоран, спасибо, Верен и Нерев. Удружили. Сами-то мигом от лешего в облике баином удрали, а Врану и подсказки самой малой не дали.

* * *

— А срать я хотел, кого он там встретил! — Вран голос Бушуя слышит, едва из леса выходя. — Ещё, может, что придумаете — может, все предки к нему на поклон из леса вечного вышли? Где одежда наша? Куда он с ней ускакал? О, а вот и сам явился! А ну-ка отвечай мне быстро, Вран из болот, хозяин бы тебя побрал, Бел…

— Вран!

Подлетает к Врану Бая пятном белым, взволнованным. Толпятся люты на болоте, спорят о чём-то — и почти их Вран из-за пятна этого белого не замечает, и забывает о них сразу же, как только Бая скулы его тревожно в ладонях сжимает, зачем-то лицо его изучая — хотя в насквозь промокшей одежде Вран перед ней стоит.

Скулы.

В ладонях.

И никакой насмешки, никакой брезгливости во взгляде Баи нет, и не обращает она внимания на рубцы его совсем — просто проверяет, не появились ли новые.

— Где штаны мои?! — негодующе Бушуй гремит, уже к Врану ковыляя.

— Не знаю, — просто Вран отвечает, в глаза Бае смотря.

И к себе Баю в поцелуе притягивает — и давится Бушуй воплем своим очередным.

Глава 14

Первое чудо

— А я бы хотел за стариками ухаживать, — мечтательно Веш говорит. — Или знахарем быть! Или…

— Разные это вещи немного, — хмыкает Вран.

— Почему это разные? — моргает Веш. — И то и то полезно! И то и то другим помогает. Сивер, скажи же?

— Да-да, — рассеянно Сивер бормочет. — Молодец, Веш, всё правильно.

— Что правильно? Сивер, ты вообще меня слушаешь?

— Да-да, молодец.

— Сивер!

Пихает Веш Сивера в спину возмущённо, бурчит Сивер «да-да» своё очередное безразличное, даже не вздрагивая и продолжая под каждый куст заглядывать. Улыбается Бая, Веша за руку берёт:

— Подожди чуть-чуть, Веш. Видишь — занят старший твой. Потом обо всём поговорите, всё на свете обсудите.

«Старший?..»

— Разве не для знахаря будущего он старшим быть должен? — озадаченно Вран у Баи спрашивает.