Сколько волка ни корми

— Я так-то вас не приглашал, — замечает Вран. — Лютица одежду вернуть меня попросила, а не полдеревни. На кой вы мне сдались? Отдам я тебе твой горшок, не волнуйся. А тебя больше разговорами о серых не побеспокою — всё равно врёшь обо всём, а в чужую правду не веришь. А ты… — Вран смотрит на Войко. — Ну, твою сказочку я тоже помню — как серый тебя в ягодник сопроводил, только забыл ты, наверное, что этот ягодник я тебе давным-давно и показал. Спасибо, не нужно мне вашего общества.

— Нужно, — качает головой Ратко — единственный, по кому Вран не прошёлся. — Ты пойми нас, Вран, меня пойми хотя бы: не от злорадства я с тобой быть хочу, а ради твоей же безопасности. Латутка, у ведуньи, поди, что-нибудь особое против нечисток есть, сможешь к ночи достать?

— Обереги ради Врана у бабки красть? — вздёргивает брови Латута. — А, может, лучше отцу его рассказать, чем его сыночек по ночам занимается? Не одни тогда против нечистки встанем, а сразу всей деревней — чем не затея?

— Если к отцу моему пойдёшь, Латутка, никаких нечисток ты уже ночью не увидишь, — сквозь зубы говорит Вран.

— Это почему это? Угрожаешь мне?

— Не больше, чем ты мне. Кто мне этот горшочек в руки дал и в лес спокойно отпустил? Что же ты тогда меня не остановила, только сейчас спохватилась? Туговато для будущей ведуньи соображаешь, поздно тревогу забила.

— Ну и уж ты, Вран, — цедит Латута. Ловит укоризненный взгляд Ратко. — Что? Не пойду я с ним! Не самоубийца я ночью за оградой болтаться, даже не проси! Эй, куда ты?

Вран закатывает глаза — и широким шагом прочь из избы направляется, подхватывая скинутые на стол тулуп с шапкой и охотничью сумку, в которую одежда девушки сложена. Не может он больше рядом с этими дубинами находиться, ничем их не пробить.

Вран хлопает дверью — и ветер тут же обжигает щёки ледяным дыханием, слепит глаза на миг зимнее солнце; Вран щурится, промаргиваясь и привыкая к яркости природы после полумрака избушки ведуньи.

Шумят совсем рядом руководящие молодыми старейшины, стучат топоры, пахнет свежим навозом — ведунья прямо у коровьего и овечьего хлевов живёт, кормовое место ей отвели, чтобы одна из первых молоко получать могла, пока не закончилось. Визжат возящиеся в снегу у стройки дети, покрикивают на них матери, чтобы мужчинам не мешали… Вран тяжело вздыхает, натягивая на голову шапку и поудобнее перекидывая сумку через плечо. Нет уж, не пойдёт он к сторожке, у которой сейчас все суетятся. Он ведь для них сейчас у Латуты, травки разгребает? Вот пусть так и думают.

— Вран! — окликает его голос Ратко вдруг, когда он уже за овечий хлев поворачивает, чтобы к своей любимой расщелине в заборе пойти. — Эй, Вран, погоди!

— Да тише ты, — шипит Вран, быстро разворачиваясь. — Что ты на всю деревню орёшь?

Ратко за ним даже без верхней одежды выскочил, и тулупа не накинул. Да уж, до лютицы ночной ему далеко: Вран видит, что уже начинает зубами от холода стучать.

— А ты куда? — спрашивает Ратко, зябко ёжась. — В лес?..

И снова читается в его глазах это осуждающее: эх, Вран-Вран, никакого в тебе сердца нет, сам нас от работы оторвал, сам же нас и бросил, чего хотел — сам не понял, а теперь бежишь куда подальше, лишь бы не трудиться.

— Куда надо, — коротко отвечает Вран. Потом думает немного — всё-таки Ратко за него в каком-то смысле заступился — и милостиво добавляет: — Не в лес, не беспокойся. Не приведу я к вам нечисток новых… да и старых не приводил, но вам же бесполезно об этом толковать, верно?

— Не бесполезно, — отвечает Ратко. — Я ещё раз тебе говорю, ты пойми меня: никто тебе зла не желает, а уж кто правду говорит, а кто — небылицы выдумывает, это сам серый потом рассудит, когда в лес вечный попадём. Ты просто…

— Хорошо, хорошо, — устало вздыхает Вран. — Делайте что хотите, только меня не трогайте, ладно? И не удивляйтесь, если лютица к вам не выйдет — потому что не к вам она и в первый раз выходила.

Ратко что-то ещё ему сказать хочет — но Вран не слушает.

Не солгал Вран, не в лес он идёт — к капищу, от всех подальше. Туда-то точно ни одна душа сейчас не сунется.

Капище вдалеке от деревни стоит, на холме высоком — трудно до него зимой добраться, в снег по пояс можно провалиться, но именно за это Вран его и любит: никаких гостей незваных, тишина да покой. Часто Вран к капищу тайком уходит, в рабочую пору — особенно; дело не в том, что Вран работать не любит…

…ну ладно — и правда не любит. Вернее, смысла в этом не видит, в частности — когда зима наступает и делать-то в деревне основному народу уже нечего, ни пахать, ни собирать, ни охотиться. Старейшины всегда какую-нибудь нелепость придумывают, с которой и пять человек справиться могут, и всю общину на эти работы сгоняют — лишь бы занять чем-то, вот как сейчас. Что они с этой сторожкой всей деревней делают? Чем утепляют, чем укрепляют — волосами своими с костями, что ли? Вран не против потрудиться, когда в этом толк есть. А вот в этих общих сборищах участвовать…