Сколько волка ни корми

— Ну же, ну же, Враша, — оживляется Солн, чутко перемену в нём уловив. — Сколько можно племяннице моей голову дурить? Есть же в тебе хорошее что-то, знаю же, не один час с тобой на границе провёл — так давай же, загляни в себя, в душу свою загляни да откопай это хорошее након…

Прерывается вдруг Солн. Взглядом, всю ласковую насмешку вмиг утратившим, в сторону куда-то мечется — и прислушивается как будто.

— О нет, — едва слышно он выдыхает. — О нет, нет, нет. Ты куда идёшь, милая? Кто же тебя отпустил?

И моргает Вран — и исчезает Солн за моргание это.

Как ветром сдуло.

И к кому обращался — не понять. Может, девку деревенскую какую учуял, ночью в лес полезшую? Неужели и в посмертье людям помогает? Загадочна душа волчья.

Загадочна душа волчья — но главное, что души этой и след простыл. Не пялится Солн больше на Врана, уголёк в груди каждым словом едким разжигая, не поддакивает словам баиным да сверху своими не сыплет. Вот и хорошо, что как под землю провалился — и ещё лучше, если до утра там и останется. Рассеиваются во Вране сомнения, чувствует он во всём теле лёгкость небывалую — как после сна хорошего, крепкого поутру бывает.

Смотрит Вран Бае в глаза.

И свои сужает хитро.

— …но, знаешь, если кажется тебе, что хозяин на меня за что-то рассерчал — то к нему за объяснениями идти надо, а не ко мне. Ну откуда же знать мне, на кой лес он ко мне приходит да что он на ушко лесавкам своим нашептал? Я ведь, пойми меня, красавица, не знаток нравов ваших лесных. Я и твой-то нрав познаю только, тебя только изучаю — может, на этом и сосредоточимся? Очень мне хотелось бы, например, юбку эту изучить.

Выгибает Бая снова бровь, но не отталкивает руки врановы, на стан ей ложащиеся и ниже, к юбке скользящие.

— Значит, не хочешь говорить? — просто спрашивает она.

И вновь — без обиды, без осуждения. Как будто и не надеялась она особо, что Вран с первой же просьбы душу перед ней свою вывернет.

Да и вывернул бы Вран, да и не жалко ему бы было — только его собственная душа, к сожалению, чужой теперь сопровождается, и совсем он не желает её Бае показывать.

— Значит, немного помолчать хочу, — так же просто Вран отвечает. — Наговорился я уж со стариками, красавица. И их так много слушал, и им так много отвечал… А душа-то отдохнуть хочет.

— Ну давай отдохнём, — хмыкает Бая.

И впрямь больше к разговору этому опасному не возвращается. Вран надеется — забыла.

Потому что сам он очень быстро об этом забывает.

* * *

Кажется Врану, что на болотах что-то не так.

Не сразу он сказать может, что именно. Думает он даже сначала, что потому это, что уж с десяток дней он их толком не видел — только через оконце небольшое. Что отвык он и от солнца разнеженно-ленивого, лучами своими красными в воде хлюпкой играющегося, и от воздуха, в котором свежесть рассветная с волглостью болотной смешивается. Случалось так с Враном порой, когда совсем уж в землянке стариковской он засиживался.

Обменивается Вран быстрым взглядом с Баей и шаг от границы холмистой ускоряет.

Никого на болоте почему-то нет.

Не резвятся волчата почему-то неугомонные у полосы лесной, не сидят матери их заспанные на крышах землянок, с сонным смирением друг с другом переглядываясь, не привязываются волчата эти весело к взрослым лютам, по своим делам болото пересекающим, не тянутся молодые люты, тоже не слишком-то от сна недавно прерванного бодрые, вместе со старшими в лес, не стоит привычно Радей у своей землянки, с улыбкой благодушной на всё это глядя, и не разносится из землянки храп Сивера по всей округе.

Никого почему-то нет — один Веш посередине, у детской, стоит, и в другую сторону от Баи с Враном смотрит. Но тоже — на лес.

— Веш! — напряжённо Бая его зовёт. — Веш, милый, что-то случилось?

Вздрагивает Веш, мгновенно разворачиваясь — и к Бае бросается.

И понимает Вран по глазам его заплаканным, по лицу его опухшему: да, случилось. Определённо.

— Бая! — кричит Веш, ещё не добежав до неё. — Бая! Вы нашли её? Нашли?!

— Кого…

— Чая пропала! Чая ночью из дома убежала!

Останавливается Бая, навстречу Вешу было побежавшая. Напрягается её спина. Застывает вопрос, так до конца и не высказанный, на устах приоткрытых.

— Чая, — выпаливает Веш, тоже останавливаясь — в нескольких хвостах от неё. — Чая! Она убежала! Все от Бушуя ушли, он рассердился — и спать лёг, а Чая убежала! Утром её Лада хватилась — а её нет! Вы не… вы не нашли её?..

— Что значит — «все от Бушуя ушли»? — негромко Вран спрашивает. — Горшечники? Ночью?

Кивает Веш отчаянно.

— А он решил… а он сказал…

Дрогает голос Веша, трясёт он головой, слёзы новые стряхивая — да так и замолкает. Да так и стоит, вроде и рядом — а вроде и далеко. И не подходит. И Бая к нему не подходит. И смотрят они с Вешем друг на друга — и молчат. И болото будто даже затихает, и лес — хотя что ему, лесу этому. Мало ли волков по нему ходит?