Сколько волка ни корми

И всё же покривил Вран душой немного: сжимает что-то его грудь, а потом отпускает, когда не видит он в глазах Баи ни страха, ни отвращения.

— Да никакими приёмами его не расшевелишь, красавица, — фыркает Вран. — А что вообще… А где я, Бая?

— Ну как — где? — ведёт Бая плечом, едва в прорези оконном видным. — В доме ты знахарском, разве не догадался ещё? Так, погоди-ка…

Исчезает лицо её из проёма оконного — да что уж, из дыры, в земле проделанной, — и лезут вдруг в проём этот сапоги её.

— А дверь?.. — недоумевающе Вран спрашивает, хотя другое он бы переспросить хотел:

«В доме»?..

Это люты «домом» называют?..

Ладно, может, не понял Вран чего-то…

— Запер Радей дверь, — пыхтит Бая, с трудом бёдрами в оконце протискиваясь. — Или Сиверу её запереть наказал… Нож мне нужен, чтобы открыть её.

— Да, — вспоминает Вран. — И мне тоже нужен. Бая, а где…

— Где, где — в звезде, — ворчит Сивер, на другой бок переворачиваясь.

— Как же повезло мне, что давно уже я с ним место спальное не делю, — доносится голос Баи всё ещё снаружи — и опираются сапоги её вслепую на одну из полок.

Ненадёжно как-то это выглядит.

— Бая, — предостерегающе Вран говорит.

— Да здесь нож твой наверняка, — отмахивается от него Бая. — Вран, успокойся! Найдём мы его, обещаю.

— Да я не нож в виду…

Ну да — этого и следовало ожидать.

Срывается нога Баи с доски, с громким проклятием Бая вниз падает, как в прорубь в окно проваливаясь — и сам Вран не понимает, как на руках она у него оказывается.

Сработало, видимо, чутьё волчье на опережение сообразительности человеческой.

Выдыхает Бая в лицо ему, рукой взмахивает, как-то без трепета особого «Вран!» восклицает, — а потом Вран под тяжестью силы, с которой она в объятия его влетела, на мягкое что-то рушится.

На Сивера, кажется.

— АЙ!

Нет, не кажется.

— Что за… ФУ!!! Вы что, посношаться на мне решили?!

Снова разбегается всё у Врана от падения этого перед глазами — но, судя по воплю Сивера, перед его взором нечто куда более неприятное предстало, чем потолок земляной. Зло Врана в поясницу толкают, от себя отшвыривая — и обжигает кожу Врана прикосновение это резкое, и, похоже, спине его тоже нехило от Чомора досталось — но забывает Вран о грубости Сивера в тот же миг.

Потому что всё ещё в руках стан Баи он сжимает — и потому что прямо на Баю Сивер его сталкивает, нос к носу, грудь к груди, глаза к глазам.

— Вы что, с ума сошли? Бая, какого водяного… Эй, ну нет, слезай с неё, бревно ты покоцанное! Только этого мне не хватало! Слезай, я тебе говорю!

Глаза к глазам. Когда Вран в последний раз глаза эти так близко видел? Кажется, когда Солн ещё жив был, когда снег ещё последний не растаял — а как будто и не переставал никогда в них глядеть. Щурятся чуть глаза эти раскосые, искорки смешливые в них гуляют, и не может Вран в ответ на улыбку эту скрытую глупо не улыбнуться — и не может как будто Бая после улыбки его свою не сделать явной.

Хватает Сивер Врана за туловище, оттащить его пытается — а Вран не поддаётся, пальцами в землю голую вцепляясь. Не сильно это бы раньше ему помогло — но, видимо, если полуволк ты, приходится окружающим с твоими желаниями считаться.

Или нежеланиями.

— Ах, как много Радею мне рассказать придётся, — мстительно шипит Вран, к сожалению, в лицо Бае, с места упрямо не сдвигаясь. — И о том, как обращаешься ты с несчастными… в лапы твои бездарные угодившими… словно не к знахарю я попал, а к мяснику… шкуру с меня сдирающему, и…

Сложновато Врану на одном дыхании всё это выговаривать — не сдаётся Сивер, всё сильнее его дёргает.

Начинает грудь Баи подрагивать. Ещё больше глаза её чарующие сужаются.

— Да свали ты уже с неё!

— …как мясник этот уснул рядом с телом моим… истерзанным…. а кто знает — может, бездыханным оно могло бы стать из-за разгильдяйства твоего…

— Вран, не шути со мной — дошут…

— …и как «хреном лысым» ты старшего своего назвал бесстыдно — чудесное имечко для дорогого дядюшки, а, Сивер?

— «Хреном лысым»?.. — повторяет за Враном Сивер — и как-то вмиг ослабевает хватка его, и как-то вмиг голос его неуверенным и осторожным становится, боязливым. — Не было такого. Не могло такого быть. Ты что несёшь?

И так забавно голос его на последних словах дрогает, и так забавно, должно быть, лицо его вытягивается — жаль, Вран не видит его совсем, — что задерживает Бая дыхание на мгновение — а потом хохотом звонким выдох её следующий вырывается.

Целый век бы Вран смехом её любовался — целый век бы он, как зачарованный, запоминал, до мельчайших подробностей запоминал, как приподнимает она голову всегда слегка в веселье своём заразительном, как морщит нос немного, как глаза прикрывает да всё равно сквозь щёлочки на Врана поглядывает — и лучится, лучится, лучится свет сквозь щёлочки эти, и глаза её как будто даже светлеют, и думает Вран всё чаще и чаще в последнее время — а если бы поцеловал он её в этот миг, закрылись бы глаза эти в нежности всепоглощающей или, напротив, в изумлении бы на него распахнулись?

— Правду я несу, — с сожалением Вран Сиверу отвечает. — Только правду, язык твой без костей…