Сколько живут донжуаны

Он чувствовал себя отвратительно, когда вечером, сославшись на «одно важное дело», выкрал из сумочки собственной жены неизвестные ему ключи (их было два, один желтоватый, старый, длинный, обыкновенный и страшноватый, словно ключ в ад, другой — новенький, судя по всему, от верхнего замка, да и сделан он был недавно, вероятно, в первый день, когда была снята квартира), вышел из дома, проехал два остановки на троллейбусе и в большом торговом центре заказал копии ключей. Он считал, что ему крупно повезло, что мастер еще был там, но уже собирался уходить, одеваясь за своей стеклянной конторкой. Через несколько минут ключи были готовы.

Он чувствовал себя отвратительно, когда, вернувшись домой с копиями ключей, оригиналы положил обратно в сумочку жены.

Он чувствовал себя еще более отвратительно, когда на следующий день, надев на себя два свитера, куртку и меховую шапку, поехал по указанному адресу на Садовую-Каретную и, заняв наблюдательный пункт в маленькой булочной, начал следить за подъездом номер один, тем самым, где была сфотографирована его жена Рита. Машину он оставил за два квартала от дома, чтобы не светиться.

Но ему стало еще более отвратительно, когда спустя примерно полчаса он увидел Риту, поднимающуюся на крыльцо подъезда. Значит, Вероника не врала.

Она не сразу вошла. Сначала достала телефон и кому-то позвонила. Кивнула, спрятала телефон, как если бы быстро с кем-то о чем-то договорилась, и буквально через пару минут к подъезду подошел высокий мужчина в длинной, шоколадного цвета дубленке, без шапки, но с портфелем. Миша Шевелев — вспомнил он слова Вероники. Миша попытался свободной рукой обнять Риту, но она отстранила его, открыла дверь, и они вместе скрылись за нею. Желтый клин света высветил их спины, дверь закрылась, и Сергей почувствовал физическую боль сразу во всем теле.

Он не знал, что ему делать. Но ноги сами привели его к дому, он поднялся, дернул ручку двери — она открылась, словно приглашая его войти туда, куда он сейчас меньше всего хотел войти.

На лестнице еще раздавались гулкие шаги — они, его жена и ее любовник, все еще поднимались. Сергей, задрав голову, заглянул в лестничный проем, в этот кажущийся бездонным и каким-то нереальным тоннель в небо. Или преисподнюю. По звукам и теням определил, на каком этаже находится роковая квартира для свиданий. В голову полезли самые идиотские мысли: кто платит за квартиру; какого цвета там стены; на сколько лет ее любовник старше или младше его жены; о чем они разговаривают перед тем, как раздеться; принимают ли они душ здесь или, одевшись, разбегаются в разные стороны, чтобы привести себя в порядок дома? Он знал, что Рита очень брезглива, особенно по отношению к чужим ванным комнатам и туалетам. Как же она могла вот так вот спать голая с другим мужчиной, на чужих простынях, вытираться чужими полотенцами, пользоваться чужим туалетом, пить из чужих стаканов или рюмок?

Он не помнил, как вошел в квартиру, открыв дверь теперь уже своим ключом. Прислушался. Было тихо. Стараясь не шуметь, очень осторожно приблизился к комнате, дверь в которую была приоткрыта, и заглянул туда. Маленькая комната со стареньким (с раскрытым ртом) пианино, узкой кроватью и платяным шкафом. Нет, это не спальня любовников. Возможно, это просто пустующая комната хозяев.

Сергей прошел на кухню — чисто прибрано, ни тебе чашки, ни рюмок. Ничего, что свидетельствовало бы о том, что любовники весело проводят время. Ни апельсиновых шкурок на столе, ни грязных чашек с кофейной гущей или пустой бутылки из-под шампанского, ни коробки из-под конфет или обертки шоколада.

И вдруг он услышал ее голос. Голос своей жены. Он доносился из дальней комнаты, куда он пока еще не решился войти.

Но не уходить же!

— …ты должен простить меня… Да, я все понимаю, вела себя отвратительно, дала тебе повод, словом, поступила нехорошо. Думала, что у нас с тобой все получится, понимаешь? Не злись, тебе это не идет… Что? Что ты сказал? Нет, я не издеваюсь. Нет-нет, я не буду пить. Ты не обижайся, но вино кислое… Нет-нет, не наливай… Ну не смотри на меня так… Прошу тебя.

Он, ее любовник, тоже говорил, но так тихо, что Сергей ничего не мог разобрать. И о том, что именно он произносит, можно было только догадываться по ее ответам.

— …не знаю… Он хороший, любит меня, думаю, что и я тоже люблю его. Просто наши отношения зашли в тупик. Вот такая банальная фраза. Что? Не любишь банальных фраз? А что ты любишь? Что, не слышу. А… понятно. Когда я раздеваюсь. Это пошло. Или для тебя это нормально? Для вас, для мужчин? — Она хрипло рассмеялась.

Какая нехорошая, порочная хрипотца. Он никогда не слышал, чтобы она разговаривала вот так. Ее голос всегда был чистым, мягким. Откуда в ней это?