Сколько зим…

Мужчина устало и невесело произнес:

- Нам сказали, что вы сдаете комнату.

- Никогда этого не делал, - ответил Сованков.

- Как же нам быть? - сокрушенно спросила женщина. - У меня подкашиваются ноги.

Сованков пожалел ее. Чем-то она напоминала ему покойную жену.

- В доме четыре комнаты, - сказал он. - Я живу один. Пожалуйста, поселяйтесь. Только постельное белье стирайте и меняйте сами.

Так они и поселились у него, эти люди из Ленинграда. Прожили четыре недели. А в день отъезда мужчина в соломенной шляпе вызвал Сованкова в сад. И тихо, чтобы никто не слышал, сказал: «Петр Евдокимович, знаете, я лучший друг Фрица».

Подкосились ноги у Сованкова. Словно лодка, закачался в глазах белый свет. Опустился он на скамейку. Задохнулся…

- Вы не волнуйтесь, Петр Евдокимович. Ничего особенного от вас не требуется. Живите как и жили. Пустячная информация. Только информация. Раз в месяц будете посылать письмо по оставленному мною адресу.

- Что я должен писать?

- То, что и раньше. Сущие пустяки. Какие корабли приходят в порт, какие уходят. Что привозят, что увозят. Характер продукции местных заводов. Станции назначения для грузов…

- Я ничего об этом не знаю.

- Понимаю… Проявляйте неназойливый интерес. По мере возможностей.

- А если я откажусь? Я же тогда по глупости, по молодости…

- Не думаю, чтобы вам удалось убедить в этом органы НКВД.

Молчал Сованков, тяжело, придавленно. Потом:

- Уж долго вы не приходили. Свыкся с мыслью, что нормальный человек…

- Великолепно! Это лучшее, что может быть. Мы на вас очень рассчитывали. Мне поручено передать вам солидную сумму денег…

Это неправда, что деньги не пахнут. Сребреники за предательство пахнут страшнее и отвратительнее, чем самая мрачная свалка. И если Иуда не способен использовать их для разгула и сластолюбия, они тяготят его, как трудная, опасная ноша.

Пусть бы «друзья Фрица» пришли к Сованкову просто так… Легче было бы на душе. Ой как легче!

Две пачки сторублевок в банковской упаковке он спрятал на балке под крышей сарая. Тряпка, в которую были завернуты деньги, покрылась слоем терпкой на запах пыли. И паук-крестовик сплел над ней свою сеть, замысловатую, цепкую.

Верящий в сны и приметы Сованков увидел в этом недоброе предзнаменование. Он не прикасался к тряпке с деньгами. Лишь иногда смотрел на нее печально и скорбно, как на могилу.

Раз в месяц он аккуратно отправлял письмо, где удручающе одинаково сообщал «племяннику» о состоянии здоровья, о погоде, о видах на урожай фруктов, винограда, овощей.

Между строк старческих жалоб и надежд, написанные невидимыми чернилами, к «племяннику» уходили сведения: «В порт прибыл сухогруз «Эллада» с партией марганцевой руды…», «В доках судоремонтного завода находятся три теплохода общим водоизмещением…», «В аптеках города четвертую неделю нет в продаже бинтов и ваты…»

«Племянник» мягко благодарил «дядю» за внимание. Интересовался системой работы портовых маяков, воинскими перевозками, противохимической пропагандой среди местного населения.

Нужные сведения не всегда шли в руки. Добывать их было хлопотно, а порой и рискованно. Попробуй, допустим, узнать, каким числом противогазов располагают местные власти…

На подобные вопросы он обычно отвечал: «Узнать не могу, не по силам это мне, не по способностям…»

Как говорится, все гениальное просто. И Сованкову наконец пришла в голову мысль, которая могла прийти ему и месяц, и два, и год назад. Он решил сменить место жительства. Уехать в Среднюю Азию, прихватив, разуме- ется, деньги «друзей Фрица». А там затеряться в глухомани. При первой возможности достать документы на новую фамилию. И пусть тогда немецкая разведка ищет своего бывшего агента столько, сколько ей угодно.

Но уехать вдруг, вот так сразу, бросив все, было нельзя. Внезапное исчезновение привлекло бы внимание уголовного розыска. Там могут подумать, что Сованкова кто-то убил. Начнется следствие и так далее… Помимо всего прочего, существует институт прописки, с которым тоже нельзя не считаться.

Значит, нужно уволиться с работы, продать дом, выписаться. Проделать все это необходимо без лишней огласки. Кто может поручиться, что в городе нет агентов, докладывающих о каждом шаге Сованкова.

С работой просто. От должности отказаться легко, мотивируя возрастом и здоровьем. Сложнее с домом. Без объявления его не продашь…

Какой бы выход из положения нашел Сованков, гадать трудно. Началась война…

Уже на четвертый день пришел человек с паролем. Он сказал:

- В этом чемодане передатчик. Я проживу у вас двадцать дней, двадцать дней буду учить работать на ключе. Потом вы спрячете передатчик. Очень надежно. И станете ждать сигнала.

И еще он сказал:

- Вы работали вяло. Думаю, доблестное наступление наших войск вселит в вас энергию, товарищ Сованков.