Скольжение в бездну

Странно получилось в её жизни. Было всё: родные, знакомые, друзья, любимые, вообще – много-много людей… И животных тоже – она всегда старалась им помогать, зная, как зачастую плохо и безответственно поступают с ними люди. Да и просто было их жалко, безгласных, всё молча терпящих тварей. (Она хоть описать всё могла, и то уже становилось намного легче жить).

Было всё – и ничего, совсем ничего не осталось. Эта, теперешняя, жизнь была уже за гранью всего. Её уже вполне можно было назвать «потусторонней» Может быть, она осталась одна ещё и потому, что ум её был устроен так, что она моментально подмечала в окружающих смешное, глупое и нелепое. Злой был ум, ничего не скажешь! И та убогая пища, которой кормились все, её абсолютно не устраивала. Убожество лежало во главе того, к чему стремились массы.. Это был их духовный хлеб.

В дешёвом американском магазине (кажется, «Family dollar») она купила двух симпатичных баранчиков (они были мягкие, кудрявенькие, один голубенький, другой – фиолетовый, с добродушными забавными мордашками) и теперь называла их «типичными представителями американского народа». Это были два её «ангела-хранителя». Но что-то плохо они её хранили!

Конечно, с одной стороны, всё было не так уж зловеще: всё-таки она была не на улице, и перспектива поиметь хорошие деньги тоже маячила в каком-то неизвестном туманном далеке… Но с другой стороны – наверное, не каждый смог бы вынести эту многолетнюю мУку: возраст уже почти критический, а ты совсем-совсем одна, и негде тебе преклонить свою буйную, совсем даже не седую, головушку…

…Незаметно проскочило лето. Отдыхающих было очень мало – никто не хотел жить на этой помойке, нынче все имели деньги и требовали отдыха с удобствами, пусть даже и элементарными, и никому не могло понравиться, что все развалено и грязно. Так что как она была нищей, так нищей и осталась. Но не так думала хозяйка этого великолепия. В один прекрасный день она свалилась на голову, и началось… Баба действительно оказалась редкой стервозиной. Для начала она отобрала у неё её вещи, потом стала требовать денег, так как ей донесли, что отдыхающие стояли в длинной очереди, чтобы попасть на эту уникальную помойку, якобы отбоя не было от желающих сюда поселиться. Она сбежала опять к своей старой знакомой, но хозяйка доставала её и тут, пользуясь тем, что знакомая была совсем плоха и слаба, она врывалась в её дом вместе с женщиной, под которой находился весь местный рынок, и методы они применяли совершенно бандитские – её пытались связать, тащили в машину, чуть ли не били, покрушили всё у знакомой. Глаза были у этой бабы – мертвой рыбы. Или, точнее, панночки из Вия. И она так же наседала на неё, как у Гоголя панночка наседала на Хому Брута. Пришлось пережить довольно неприятные минуты… Но в итоге она уехала, и началась новая эпоха в её скитаниях.

Денег у неё таки было совсем мало, но ей очень хотелось после купания во всём этом моральном дерьме (а не только в любимом Азовском море!) пообщаться с хорошими людьми, которые, в её представлении, проживали в одном только месте – в городе, в котором она родилась. И она рванула туда, пробыв в трудной дороге (да ещё с кошкой) почти пять дней. И ожидания её не обманули: она прожила у своей старинной подруги три недели, наслаждаясь общением с милыми сибиряками. Везде её принимали с радостью, все её помнили и любили. На её предложение встретиться откликнулись бывшие одноклассники – с многими из них она общалась последний раз, когда была ребёнком. Но оказалось, что все они – родные ей!… Сидя с ними за столом (в её честь был устроен шикарный обед) она удивлялась, как разительно отличаются друг от друга сибиряки и, например, москвичи. Первые были простые, добрые люди, без особых претензий, находиться рядом с которыми было легко и приятно. «Московских» тараканов в голове у них совсем не наблюдалось.