Скользящие души, или Сказки Шварцвальда

Когда приступ непроизвольной эрекции миновал, испанец вновь нацепил прежнее невозмутимо-высокомерное лицо и требовательным жестом приказал сжечь старую одежду Якова и обрядить обвиняемого в приготовленный короткий балахон грязно-желтого цвета, предназначенный для пыток еретиков.

Кристина заставила себя поднять глаза. Изможденное грязное тело ее любимого, покрытое многочисленными кровоподтеками, обнаженное, неизведанное, должное принадлежать только ей, сейчас подвергнется дальнейшему истязанию. Его широкие мускулистые плечи, красивая гладкая грудь, к которой она не прикоснется, сильные руки, которые более не обнимут ее…

Безумие, зародившееся в ней, росло с каждой секундой.

Была бы в ней хотя бы часть темного знания матушки Регины, она бы уничтожила каждого, кто причинит боль ее любимому.

Сожгла, испепелила бы взглядом.

Михаэль отвлекся на истязание соперника, невольно притягивающее взгляд, и не обращал внимания, что происходит с Кристиной.

Появившиеся тем временем стражники, скрутив обвиняемому за спиной руки, повели его к возвышающемуся у окна колесу.

Секретарь, поднявшись из-за стола, пояснил происходящее:

— Не найдя при телесном осмотре явных признаков одержимости, Светлейший повелевает испытать подозреваемого в сговоре с нечистым с помощью колеса. До того, как руки обвиняемого будут проткнуты металлическими прутьями, а тело его растянуто грузами, мы предлагаем тому сознаться и признать присутствие дьявольского умысла при поругании святого образа Девы Марии.

Яков, услышав слова секретаря, рухнул на колени и, протянув к суду руки, умолял не подвергать его уготованному испытанию. По обезумевшему от страха лицу его текли слезы, он вновь раскаивался в проступке, прося лишь не уродовать ему руки. Но власти Дьявола не признавал.

Каменное сердце неудовлетворенного змея, вцепившегося побелевшими пальцами в подлокотники кресла, оставалось глухо к мольбам несчастного.

Михаэль не верил своим ушам. Происходящее в зале казалось ему продолжением, слепком ночного кошмара в замке.

Обхватив руками голову, зажав уши, он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из цепких лап леденящего кровь ужаса. За своим смятением он не заметил, как Кристина встала и, не обращая внимания на судей и охранников, возбужденных предстоящим кровопролитием, вышла на середину зала.

Под действием внезапного транса она направилась к Якову, не отводя от него горящих глаз. Ошеломленные ее странным видом охранники, держащие наготове металлические шкворни, предназначенные для рук несчастного, позволили ей беспрепятственно подойти к привязанному к колесу художнику. Кристина протянула руку и, погладив его по заросшей щетиной щеке, приоткрыла губы в немом прощальном поцелуе. Потом, гневно сверкнув глазами, повернулась к присутствующим и, собрав оставшиеся силы, закричала хриплым страшным голосом:

— Я, Кристина Кляйнфогель, потомственная ведьма из Фогельбаха, рожденная и принятая на белый свет ведьмой, проклинаю до скончания веков тех, кто готов карать невиновного! Я и только я виновата в содеянном! Мои руки осквернили чистый образ… вашего идола! Я сознаюсь в преступлении, в котором обвиняют несчастного Якова, потому что он чист словно ангел. Я совращала его, губила его душу, но он не поддался искусам. Как истинный христианин, он желал приобщить меня к своей вере. Но, видя, каким способом вы ее насаждаете, я проклинаю вас вовеки веков! Вы недостойны своего справедливого Бога.

Так судите только меня и отпустите невинного!

Подобный грому голос Кристины, исполненный ослепительной пылающей ненависти, оглушил сбившихся в угол испуганных стражников и бургомистра.

Вжав в плечи скошенный уродливый череп, инквизитор застыл в кресле и стал похож на горбатую мраморную горгулью. Он не мог вымолвить ни слова, лишь испепелял девушку злобным взглядом.

Замолчав, Кристина повернулась к помертвевшему от удивления Якову и тихо добавила:

— Вот и все. Помни, что я всегда буду любить тебя…

Его бледные губы безмолвно прошептали ответ.

Несколько минут в зале царила абсолютная тишина. Человек, осторожно открывший дверь на верхней балюстраде зала, появился перед изумленной публикой. Его синие глаза пылали. Голос Конрада (а это был он) дрожал от волнения:

— Фрайбургская епархия в свете открывшихся в процессе дознания фактов, следуя свободной воле народа, приостанавливает дознание по делу Якова Циммерманна. Признавшаяся суду девица Кристина Кляйнфогель обязана быть взята под стражу без промедления вплоть до окончания следствия.

Кристина безучастно наблюдала, как охранники скрутили и вывели из зала бросившегося было к ней Михаэля. Она уже не слышала, что он кричал. Она смотрела, как Якова снимают с колеса, а его самого в сопровождении стражи уводят прочь. Не проронив более не слова, Кристина покорно пошла вперед, подгоняемая острым наконечником копья.

Слез по-прежнему не было. Ее глаза, словно засыпанные песком, горели от невыносимой боли. Странное ощущение оторванности от мира, возвышенное чувство полета над человеческими чаяниями настигло женщину, стоило ей перешагнуть порог узилища.