Скользкая дорога

— Да, русские. Зачем подкрадывались? Охотники на бледнолицых? — я наезжаю на аборигенов. Если им не нагнать холода и сразу не поставить себя, драки не избежать. Тлинкиты — настоящие отморозки, полностью безбашенные. Вступают в драку не задумываясь и ножами пыряют бестрепетно. Даже между собой. Беспредельщики наших девяностых — просто щенята перед ними. Между тем тлинкиты подошли вплотную и один из них удивленно выговаривает:

— Руске ушел за море. Осень.

— Не все. Мы остались. Мы теперь русские американцы.

— Сачем оставил тут мясо? — насмешливо спрашивает тлинкит постарше.

— Груз мешает. — я без паузы подсекаю спросившего лыжей под колено. От неожиданности тлинкит изгибается назад, гладкие подошвы мокасин проскальзывают и он падает навзничь. Я тут же упираю ему в лоб ствол ружья, щелкаю курками. Одновременно со мной мальчишки вскакивают и окружают второго, наводя на него винтовки. Тот выхватывает здоровенный тесак, но Саша пыром тыкает ему в лицо стволом винчестера, Жозеф подкатывается сзади под коленки, Юра ловко бьет винтовкой по руке с ножом, а у Вани в руках оказывается веревка, которая захлестывает шею индейца. Обезоруженный тлинкит падает навзничь, пытается вскочить, но китайцы виснут на нем, затягивают веревку на шее и он, хрипя, падает. Возможно, они ожидали даже выстрелов в лицо и совсем нас не боялись, но нападения исподтишка — не ждали.

— Вы мои пленники! — провозглашаю я. Если рядом есть еще индейцы, то сейчас они себя проявят. Но вокруг тихо и я успокаиваюсь. Похоже, двое тлинкитов из небогатого рода (огнестрела нет) решили проследить за нами, при случае ширнуть стрелой в спину. Пока опасности нет. Пока! Но нужно спешить.

— Вяжите их!

Китайцы быстро вяжут пленных по рукам и ногам. Командую вернуться за мясом. Пацаны обрадованно бегут за тюками и вскоре, пыхтя, притаскивают брошенный груз. Обращаюсь к пленным:

— Понесете мясо!

Тлинкиты отрицательно замотали головами, но тут не толерантный двадцать первый век. Я сбрасываю с ног лыжи и с ноги пробиваю обоим "корня" прямо в лица, для доходчивости. Олочи не берцы, в тех бы я им поломал носы, но и так достаточно — у обоих течет кровяная юшка, которую они судорожно сглатывают. Вид и вкус крови убедительнее слов. Они явно такого не ждали от бледнолицего, удар ошеломил, но молча терпят. Нагибаюсь над лежащими с ножом:

— Вы мои пленники. Вы просрали свое оружие, вы связаны, как рабы перед новосельем[83], вы ничего не можете сделать, даже себя убить. Сейчас вы просто живое мясо. Пока живое. Я могу снять с вас скальпы и повесить на дереве за ноги. Вам до заката выклюют глаза сороки. Могу просто бросить тут связанными. И вас сожрут гризли. Они сейчас доедают оленью требуху совсем рядом. Стоит нам уйти, они придут сюда. Ты слышишь меня? Ты понял меня? — я тычу в ухо тлинкита ножом. Несильно, но ухо закровило, алые капли потекли ему к затылку. Он кивает. Я продолжаю:

— Но я не ищу себе врагов. Вы понесете мою добычу в Ситку, вместе с нами. Перед фортом я вас отпущу, отдам луки и ножи. Я никому не скажу, как вы попали в плен. Даю слово! Будете сопротивляться — протащу по центру Ситки на веревке, покажу всем, что вас поймали бледнолицые и отдам солдатам. За попытку нападение вас повесят за шею и вы умрете. Ваши старшие скажут, что раз вы попались бледнолицым, вы потеряли лицо. Вы станете едой для собак и сорок, а над вашим родом будет смеяться все племя.

Индеец было дернулся, да без толку, китайцы его повязали на совесть. Он минут пять молчал, я уж отчаялся, что он заговорит. Уже стал прикидывать, как их тащить в город (я не садист, чтобы их просто так убить или скормить медведям, и не повесили бы их, это я так, пурги нагнал для устрашения) но индеец, наконец, родил пару слов:

— Мы нести мяса.

— Значит договорились. У форта я вас отпущу, как и сказал.

— Ихыэй усаахэй (или что-то похожее) сказал второй.

— Ты говори, они нет — перевел первый и подбородком показал на китайцев и Жозефа.

— Я их начальник. Прикажу — и они никому не скажут, будут молчать.

Тлинкит удивленно посмотрел на меня:

— Насяльник? Руске насяльник?

Кин-дза-дза какая-то! Я не удержался и заржал. Засмеялись мальчишки. Индейцы настороженно смотрели на нас — наше поведение не вписывалось в их представления о бледнолицых, о русских… А Ван сделал серьезное лицо, вытянулся, взял ружье "на краул" и лихо отсалютовал мне:

— Капитана, командуй!

— Обыщите их, тщательно! У них могут быть спрятаны ножи в рукавах, в обуви, в поясах и шапках. Заведите им руки за спину, свяжите понадежней и привяжите к своим поясам длинную веревку от их рук. Потом поставьте на ноги, сложите груз им на плечи, потом развяжите им ноги.

Тлинкит презрительно посмотрел на меня:

— Руске трус?

— Говорить будешь, когда спросят. Русский умный, потому до сих пор живой.

Китайцы обшаривают одежду пленных, Юра находит в рукаве говоруна нож, у второго в шапке опасная бритва немецкой выделки. С мрачной усмешкой смотрю в глаза тлинкиту, он после обыска потерял кураж и понуро смотрит в сторону. Так-то, наглец. Вперед!