Скользкая дорога

А у нас гости! В Ситку прибыла "Луис Перро"! Доставила продукты для солдат, почту и… Куприянова. Сюрпрайз! Пока Питер общался с генералом Дэвисом, я с Жозефом скромно стоял в стороне, но когда генерал с офицерской свитой ушел и унес с собой напыщенный официоз, атмосфера стала непринужденной:

— Высоко взлетел, Василь Михалыч! Важный стал! Истинно барин! — ох и ехидный тон у Петровича. Чёй-та он поддеть меня норовит? Не замечал за ним ранее. Ладно, примем мяч.

— Ну, какой же я барин, Иван свет Петрович? Подымай выше — перший заместитель енерал-губернатора! По расейски ежели величаться, то высокоблагородием, не иначе! На мериканский манэр комиссар госдепартаменту, упал, бля, намоченный. И нонеча не Василь Михалыч я, а мистер Трамп! Бэзил Майкл Трамп! Прошу любить и жаловать!

Лицо Куприянова идет морщинками у глаз и он хохочет, я тоже, мы обнимаемся. Да заскучал Петрович на шхуне, за десять-то дней, нет привычки на одни и те же физиономии пялиться, вот и вы… скажем так, куражится. Питер серьезен, ручкаться и обниматься не лезет. Немец, он и в Африке немец, я ж тут не просто его корифан и собутыльник, а баальшой начальник. А для немца орднунг прежде всего. Хлопаю его по плечу:

— Здравствуй, Пит, здравствуй, бродяга! Рад тебя видеть! Полгода прошло, не меньше. Я уж соскучился за тобой. Да не чинись ты, все дела потом. Идемте сей же час ко мне, чаю с дороги попьем, да к чаю чего-ничего отыщем.

Куприянов мотает головой:

— Благодарствую, ваше выскоблагородие! Я тут по делам церковным, епископ с протоиереем ожидают меня. Так что пойду-ко в миссию. Не обессудь, Василь Михалыч!

Шкипер не спешит с переходом к дружескому общению, внимательно смотрит мне в глаза, четко произносит:

— Осмелюсь доложить, герр комиссар, ваше имя пакет топсикрет. От госдепартамент. Указание — вручить в собственный руки. Расписаться ведомость.

Хлопаю его по плечу:

— Питер, дружище, да плюнь ты! Некуда в наших палестинах торопиться. И незачем. Потом заберу и распишусь. А сейчас ко мне скоренько…

Шкипер отрицательно мотает головой:

— Найн, герр комиссар, орднунг есть орднунг. Нужно подняться шхуна, пакет сейф. Там ведомость. Топсикрет это не шутка.

— Ну, если так… А ты, Иван Петрович, опосля дел своих зайди в гости, уж не побрезгуй. У епископа не наедайся, я тебя потчевать буду.

Куприянов, улыбаясь, заверяет, что ближе к вечеру непременно навестит мое высокоблааародие, окромя чая у епископа ничего употребит, надеясь откушать от щедрот товарища губернатора[92]. Мы смеемся, даже Питер подобрел лицом.

Оглядываюсь, где-то рядом крутились мои китайчата. А, вот они — Ваня и Юра, машу им рукой. Они подбегают, распоряжаюсь помочь Куприянову донести вещи, потом затапливать баню, готовить на стол. Парни подхватывают неслабых размеров тюк и следом за Петровичем идут к церковному дому. Оборачиваюсь к Питеру:

— Пойдемте, мистер Болен.

Он придерживает меня за локоть:

— Бэзил, пакет позже. Нужно обсудить без посторонний уши. Летом мы…

Я подмигиваю ему и хохочу:

— Летом мы классно зажгли! Надо бы повторить! Ты как, Питер, не против? Мы, кстати, теперь братья! Молочные!

Оказывается, опошляцкий смысл выражения ему понятен без перевода. И улыбка меняет его нахмуренное лицо, а потом он тоже ржет и толкает меня в плечо:

— Бэзил, ты есть гроссе либаатин[93]! Это не есть гуд!

— Это гуд, Питер! Вери гуд! Самый гудский гуд!

Мы вдвоем хохочем так, что на нас оглядываются все собравшиеся на пирсе. А их немало. Приход любого судна для Ситки — событие важное. Полгородка, если не больше, собирается на пристани. Вот и сейчас, несмотря на холодный ветер с океана, низкие облака, периодически сыплющие то морось, то снежную крупу, собралось немалое количество народа. Тем более, что рядом швартуется "Бивер"[94]. Увидев, что в толпе, недалеко от нас, ошивается поганец Павлов[95], косящий в нашу сторону и явно прислушивающийся, я говорю:

— Питер, сейчас поговорить нам не дадут. Видишь, сколь народу? И каждый норовит свой нос и уши сунуть куда не надо. Давай-ка закончим официальную часть и пойдем ко мне. Там и поговорим. В тепле, без спешки и лишних ушей. Иначе завтра весь Новоархангельск будет сплетки сплетать про наши дела и разговоры, да перевирать их бессовестно.

К пирсу подходит строй солдат под командованием двух офицеров. Питер, увидев, что на пристани стало еще теснее, неожиданно соглашается со мной:

— Бэзил, ты есть прав, тут много людей, шхуна много людей, бумаги можно взять потом.

— Я о чем и толкую! Зачем матросам мешать? Пусть люди свою свою работу работают. Пошли, Питер!

Он говорит "Кайн момент!" подходит к трапу, отдает распоряжения помшкиперу и возвращается:

— Можно идти.

Народ на пирсе задвигался — с "Бивера" сошел представительный мужик в черной фуражке, наверное, капитан. Кивком головы отправляю Жозефа исполнять обязанности таможенника и вместе с Питером шагаю к дому. Обойдутся без меня. Если что, позовут.