Читаем Скользкая рыба детства полностью

Она что-то говорит, но огонь трещит в очаге, и слов не разобрать.

У женщины чудесное, согревающее имя – Грэта.

Она называет меня – Книжник. У нас редко бывают гости, а те, что приходят, – как правило, с детьми. Она любит детей.

У нас тоже будут дети. Сначала дочь, потом сын.

Мирный, сонный городок, в стороне от больших дорог, страстей и гибельных войн.

Благостно, нет тревоги сейчас, и в безбрежном грядущем тоже – мир.

Она раздевается, волосы текут на плечи. Естественно, чудесно и невесомо.

Я любуюсь заворожённо, не могу оторвать глаз.

Мы ложимся в постель, обнимаемся. Тепло вкрадчиво обволакивает нас.

Мужчина вспоминает, как торжественно было в церкви во время венчания, и улыбается молча.

Я вижу их со стороны, но ощущение, что я там, в постели, внутри действия.

Мужчина улыбается.

Я улыбаюсь.

Женщина чувствует движение мускулов моего лица, спрашивает:

– Ты о чём?

Мужчина тихо начинает говорить. Слов не разобрать.

Женщина тоже улыбается в темноте.

Неслышно засыпают.

Воздух чист и прохладен в тишине спальни.

Я это чувствую, хотя нахожусь в утробе и очень мал. Размером с большое яблоко.

Я ещё не знаю, что мама повенчана совсем молодой, потому что её отец, вдовец, привёл новую хозяйку. Тогда будет осень, и яблоки оттянут ветки к земле.

Мой отец, первая, единственная любовь мамы, уйдёт из жизни раньше, и это настоящее горе для неё…

Мама говорит утром, что снова выпал тихий снег-гипнотизёр, и, если смотреть в окно долго, начинаешь видеть сны с открытыми глазами и жить двумя жизнями сразу.

Мы почти не разговариваем, лишь улыбаемся друг другу.

Мама понимает, что я, внутри, тоже улыбаюсь сейчас.

Кофе, свежий хлеб. Прикосновение к нему рождает молчаливую нежность предощущения таинств.

Она провожает отца, даёт коробку с бутербродами и восторженно смотрит вслед. Ей нравится, что он умный, библиотекарь, погружён в мысли и много читает.

Спускаюсь по коварным наледям ступеней. Оглядываюсь, потому что хочу увидеть, как она смотрит вслед.

Я знаю точно – она уже не одна. Это – моя семья.

Но следов на снегу не видно. Становится неизъяснимо грустно.

А дом похож на готический собор.

Дом мне достался от деда. Он читал книги зимой, когда не было работы в саду.

Садился к камину и читал. Углублялся в чащу повествования лёгкими тропинками смыслов, ощущал восторг, забывал о тяжкой работе.

И я пристрастился к книгам.

Я спускаюсь вниз по тропинке в городок. Дома разбежались по склонам и притаились в лёгком морозце.

Безлюдно. Дым из труб невесомыми столбами.

Трубы как будто целиком вырезаны из тёмного картона на фоне голубого неба, не видны кирпичи.

Большой кованый ключ. Глухой звук проснувшегося механизма, скрип отворяемой тяжёлой двери.

Растапливаю печь, смотрю на огонь. Становится тепло, я снимаю пальто.

Беру большую лопату, чищу дорожку от снега, чтобы можно было читателям прийти ко мне.

Черенок лопаты похож на ручку у медной сковороды. Они сделаны руками деда.

Возвращаюсь. Смотрю на полки с книгами и ясно понимаю, что я не здешний, а прислан сюда с особой миссией ради нескольких любознательных детишек.

Одна полка с книгами по астрономии, и пытливый мальчишка тоже один. Ему нужна эта сложная книжка. А ещё он интересуется естествознанием и ботаникой.

Он вызывает у меня уважение, я ему помогаю не заблудиться в бесполезном чтиве и найти свою тропинку к яркой мечте.

Мне больше нравятся романы из рыцарской жизни. Хочется разобраться в сложном придворном этикете, кодексе чести благородных сердцем людей.

Меня не смущает, что детей мало, ведь моя работа приносит им пользу. Но это будет не сразу. Я терпелив, потому что вижу впереди их будущее. Скрещиваю руки на груди, смотрю в белизну снега за окном. Там ничего не происходит, но мне хочется, чтобы дети поскорее пришли и помогли мне открыть что-то иное в привычном, сегодняшнем.

Это будет радость узнавания, и я сравнюсь с ними в возрасте.

Мне уютно и тепло от этого ожидания. Я понимаю, что со мной именно сейчас происходит самое важное.

А за окном холмы, и ничего, никого, кроме девственного снега и умной тишины. Ощущаю себя игрушкой, скрученной умелыми руками из ваты, подвешенной на рождественскую еловую ветку.

Потом я возвращаюсь к столу, перекладываю книги в кожаных переплётах. Убедительные в своей пользе.

Пишу впечатления в дневнике. Мне нравится вести дневник, я отношусь к этому серьёзно, долго размышляю над каждым словом.

Я не отмечаю день, месяц, год, поэтому есть лишь листы и толщина тетради. Слишком коротка жизнь, чтобы делить впечатления на даты.

Мне представляется, что много времени спустя его прочтут, и будет интересно. Каждый сможет сравнить со своей жизнью, потому что нет временны́х вешек.

Втайне я мечтаю написать роман.

О том, как интересно мне общаться с дедом, как встретил я будущую жену, как это преобразило жизнь новыми смыслами.

Родители не принимали моё увлечение книгами. Молча осуждали. Сейчас они живут в соседнем городке, а я живу в доме, который мне оставил дед.

Дед был крестьянин, любил выдумывать остроумные приспособления, наблюдал за природой, людьми и точно подмечал главное внутри того, что его окружает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза