Скопец, сын Неба

- Чтобы понимать кого-то, нужно разделять его вкусы и мнения. Но даже цари не разделяют вкусы простолюдинов, а умные не разделяют мнения глупых. Не должен ли Бог быть тем более далек от этого? Я скажу тебе, мой мальчик, что больше всего желает человек и чего больше всего боится. Это - свобода. Все, чего желает человек, он желает ради своей свободы быть человеком, но безграничная свобода страшит его, ибо в ней нет человеческого. Думаешь, преисподняя - это самое бесчеловечное место? Воздаяние за грехи и вечные муки? Это как раз очень по-человечески. Ведь и вечные муки - это вечная жизнь. Плохая жизнь, но все же жизнь, которая понятна и близка человеку. Да и не привыкать ему к преисподней. Он уже знаком с нею в этой жизни и не бросает ее, дорожит ею. Царство Небесное - вот абсолютно бесчеловечное место, место Святого Духа и безграничной свободы.

- Потому, что там только Бог и ангелы? - догадывается Иоанн, спасая свое пошатнувшееся мировоззрение.

Иисус пытливо всматривается в его лицо и соглашается:

- Можно сказать и так. Мне кажется, Иоанн, на сегодня достаточно разговоров. Тебе не вместить все сразу. Давай спать.

- Конечно, учитель. У меня даже голова заболела.

- Сильно болит?

Юноша не хочет признаваться, что голова у него заболела от недобрых сомнений.

- Не очень.

- Там в суме есть флакон с уксусом. Натри им виски и станет легче.

- Мне уже лучше.

- Тогда ляг и постарайся уснуть. Для тебя это был непростой день. Дай ему закончится. Завтра к тебе вернутся силы.

- Да, учитель.

Он послушно ложится и затихает. Но голова продолжает болеть, к ней прибавляется легкая нервная дрожь. Он слышал, что греки имеют обыкновение рассуждать о своих богах запросто как о старых знакомых, чьи привычки и помыслы давно изучили. Иоанн воспитывался в образцовой фарисейской семье, где подобная вольность приравнивалась к смертному греху. И фарисейское чутье подсказывает ему сейчас, что он только что в сопровождении Иисуса пролетел над черной пастью зверя, который алчет поглотить грешные души. Благочестие юноши столкнулось с его обожанием учителя, и разболевшийся мозг его лихорадочно ищет выхода из возникшего противостояния.

Смена взглядов - не смена белья. Даже частичная их правка сопровождается нервным потрясением, а смена мировоззрения может окончиться безумием. Человек не лжет себе, почти не лжет. Лжет его мозг, лжет сотни раз на дню, отчаянно защищая свое непротиворечивое пространство. Чтобы жить и действовать, сознанию необходима вера в свою правоту. Человек крадет и убивает, предает и подличает, а его сознание всегда находит этому оправдание.

В этом сарае на окраине захолустной деревни под Канной Иоанн переживает то, что через несколько лет в еще более тяжелой форме придется пережить апостолу Павлу. Этот ревностный фарисей будет преследовать первых христиан за отступничество от отеческой веры, за неслыханную дерзость - единородного Сына Божьего. И все это время его сознание будет накапливать в себе мелкие сомнения. Тем яростнее Павел будет гнать вероотступников на истязания и казни, словно делая это с собственными противоречиями. Однажды он отправится из Иерусалима в Дамаск с очередной карательной миссией. Дорога вынуждает к безделью и располагает к размышлениям. Этого хватит, чтобы мозг Павла взорвался. Он ослепнет и начнет галлюцинировать. Физическое зрение вернется к нему с новым душевным мировоззрением. Именно так меняются взгляды. Переоценка ценностей, вообще говоря, не имеет отношения к истине, но душевное потрясение, которое сопровождает ее, делает человека фанатиком новых ценностей. То, что досталось с болью, должно быть настоящим. Невыносимо признать, что ты жил и умирал за фальшивку. Кто раскается на Страшном Суде? Все сражались за правду!

Иоанну, лежащему на сене, кажется, что он слегка занемог, а озноб - от ночной прохлады, но в действительности лихорадит его сознание, а не тело. Его мозг восстанавливает свое непротиворечивое пространство, заново чистит и форматирует себя.

- Учитель, - слабым голосом зовет он. - Учитель.

- Что? - спросонья отзывается Иисус.

- Голова не проходит. Помажь, пожалуйста, мне виски уксусом.

Иисус поднимается, находит флакон в суме и натирает виски юноши. Для Иоанна это не врачебная помощь, а ритуальный акт примирения с самим собой. Ему сразу же становится лучше.

- Постарайся уснуть, - произносит Иисус, отечески погладив его по голове и прикрывая охапкой сена.

Умиротворение нисходит на душу Иоанна, но это грустное умиротворение. В пережитом катарсисе, как называют это состояние греки, он словно чего-то лишился - некой девственности сознания. Отныне его мозг будет слышать только то, что хочет, и пропускать все, что не вмещается в его обновленный формат. Иоанн не ослеп. Он слегка оглох. Он будет слушать речи Иисуса, но уже никогда не станет объективным свидетелем в этом деле. Такой свидетель не просто лжет,- он не сознает своей лжи. Истина – это то, что человек думает. Никакой детектор не уличит его.