Скопец, сын Неба

-Да,- вспоминает Петр, хлопая себя по лбу, - я же пообещал перевезти его завтра на тот берег.- А лодку мы не починили. Вернемся на озеро?

-Не хочу я возвращаться, - отвечает Андрей, которому озеро давно надоело. - С утра сделаем. Руль поправить - плевое дело.

-А я не хочу так рано идти домой.

-Зайдем в лавку Закхея. Он вчера флаг свой вывесил. Значит, новое вино привез. С людьми поговорим.

-Пойдем. Хочешь с нами? - спрашивает Петр юношу.

-Нет, я домой… то есть на таможню.

“Славные люди, - думает Иоанн на обратном пути. - Жаль бросать их в таком захолустье. Они тут сопьются или попадут к сикариям. Я их все равно приведу к Иисусу. Да и сила их может пригодиться”. Он чувствует себя настоящим ловцом человеков. Одно огорчает его. Учитель после своего возвращения из пустыни, которую он не поменял на предложенный дьяволом дворец, стал холоднее и бесстрастнее. Вместе с былой мятежностью его покинул и проповеднический жар. Иногда кажется, что он не столько хочет привлечь к себе слушателя, сколько оттолкнуть его от себя.

Иисус сидит в трапезной с Иудой и Иаковым. Хлопочет Матфей, нахваливая Декаполис, в который завтра собирается поехать.

-В Гадаре я чувствую себя намного вольнее, чем здесь. Там очень смешанное население: сирийцы, греки, персы, арабы и, конечно, евреи. Все живут как им угодно. Это весьма способствует торговле и развитию ремесел. Наши иудеи этого не понимают. Они не хотят сотрудничать с властями. А ведь римляне вовсе не желают им зла. Взять хотя бы новый акведук, подающий воду на Храмовую гору. Ведь каждый еврей, приходя на праздник в Иерусалим, страдал от недостатка воды. Но платить налог на его строительство не хотят. Что же, римлянам строить акведук для евреев за свой счет? Вот Пилат и арестовал казну Храма. Так почему не решить все сразу миром? Ведь сколько крови пролилось. Чуть до войны не дошли.

-Пилат преступил границы своих полномочий, - хмуро говорит Иуда, - как до него это делал царь Ирод. Ирод тоже построил иудеям Храм, гордость Израиля, но вогнал народ в рабство, и каждый камень Храма стоит на чьей-то крови. Вот и проступает на этих стенах проказа.

-Да, уникальное явление - проказа на камнях, - соглашается Матфей. - Я рассказывал об этом в Декаполисе, никто не верит, что камни могут болеть.

Иисус равнодушно молчит. Матфей бросает взгляд на него, затем на Иуду и продолжает:

-Вы извините меня, мой друг, если вас это рассердит, но мне кажется, что политика Синедриона не доведет Израиль до добра. Этот Синедрион хочет сидеть сразу на двух креслах, а точнее, не хочет сидеть ни на одном. Он презирает свой народ и ненавидит римлян. В итоге народ сам по себе, римляне сами по себе, и Синедрион сам по себе. Однажды какая-нибудь из этих двух сил его сметет. Хуже всего, что законная власть не с народом. Если врага нельзя победить, с ним нужно сотрудничать, а взамен добиваться уступок. Ведь даже греки смирились с владычеством Рима, но потребовали особых привилегий. Синедриону следовало бы объединиться с народом и по примеру того же Декаполиса добиться новых колониальных прав, торговых льгот, участвовать в земельных аукционах, а не хранить гордое молчание. И ведь Израиль не так уже много дает. Из Египта Рим высасывает в десятки раз больше. Что тут обижаться? На обиженных воду возят. Уступай, но торгуйся.

Никто уже не слушает болтовню мытаря. Иисус с отрешенным видом крутит в пальцах фисташку, как бусину с молитвенных четок, и не произносит обличительных фраз в адрес житейской мудрости Матфея. Час назад он срывал с человека последние клочья мяса и дробил его кости, но сейчас не возражает против его жажды наживы. То, чего хочет Иисус, несоизмеримо с житейской мудростью, ибо его мудрость бесчеловечна.

-Учитель, - вступает в разговор Иоанн, - перед уходом из Назарета я видел твою мать. Я еще не сказал тебе об этом. Она просит, чтобы ты вернулся домой.

Иисус угрюмо молчит.

-Я должен был тебе это сказать, - оправдывается юноша. - Мы с Иаковым оставили ей немного денег. Если хочешь, мы съездим туда и отвезем еще денег.

-У меня нет денег! - устало отзывается Иисус. 

-У меня есть деньги, учитель, - живо вступает в разговор Матфей, хотя в словах Иисуса не было никакого призыва. - Я принесу сейчас.

-Не беспокойся, - останавливает его Иуда.

Матфей понимает, что получил от него урок деликатности, и виновато замолкает. Но Иоанну очень уж хочется принести жертву.

-Отец оставил нам с Иаковым наследство. Учитель, мы можем продать свою часть и подарить твоей матери.

Зеведей должен бы перевернуться в гробу, узнав, как его имущество готовы передать семье ненавистного бродяге.

-И этого не нужно, - холодно отрезает Иуда.

-Почему? - вызывающе спрашивает юноша. - Учитель, сделать так?

-Нет.

Иоанн начинает что-то понимать. Кажется, он опять ранил сердце учителя.

Иуда взглядывает на помрачневшего Иисуса и говорит:

-Быть может, стоит послать твоим родным немного денег. Ведь это не принципиально?

- Не принципиально.

Иуда поворачивается к юнцу.

-Если ты готов съездить в Назарет, деньги я приготовлю.

Иоанн сомневается. Ему хотелось быть жертвователем, а не гонцом.