Скопец

— Не в лесу живём-с, не в лесу. В жизни всякое бывает, особенно по глупому стечению обстоятельств. Ежели думаете за спинами сторожей отсидеться, так это зряшные надежды, ой, зряшные! Молния в дом ударит, конюшня сгорит или какая другая напасть обрушится и, поверьте, никто вам не поможет! Ни единая душа. Проклятье, именем Кондратия Селиванова сотворённое, бо-о-ольшую силу имеет. Не будет вам от оного проклятия спаса, вы уж поверьте. А коли не верите, так что ж? урок, стало быть, вам будет. Одумайтесь, Василий Александрович, одумайтесь, не слушайте скверных советчиков, своим умом попробуйте жить…

Сказав всё это, Яковлев повернулся и направился к двери, давая понять, что считает разговор оконченным. Следом за ним потянулся и его крепкотелый спутник, не проронивший в ходе разговора ни единого слова.

— Знаете что, Прокл Кузьмич, — остановил его Шумилов, — насчёт того, что мы не в лесу живём — это вы справедливо заметили. Мой вам совет: чаще вспоминайте об этом!

В третьем часу пополудни Алексей Иванович уже входил в громадное здание Сената и Синода. На его удачу Михаил Андреевич Сулина оказался на своём рабочем месте и даже не занят, во всяком случае, если и имел какое-то занятие, то с появлением Шумилова отложил его.

— Дело весьма неординарное, — признался ему Алексей. — Не знаю, как лучше к нему подступиться. Очень надо увидеть список однокашников Николая Назаровича Соковникова во время его обучения в Коммерческом училище. А ещё лучше не просто однокашников, а и учащихся других классов. Подумайте, Михаил Андреевич, где такой список можно отыскать?

— А о каком времени идёт речь?

— С 1831 года по 1834-й.

— А о каком училище речь?

— Насколько я понимаю, о том, что в Московской части, на набережной Фонтанки…

— Дом тринадцать, если не ошибаюсь… Гм-м, — Сулина призадумался. — К тому времени министерство духовных дел и народного образования уже разделили. Это для нас плохо, потому как архив делопроизводств также разделили. С другой стороны, когда департаменты разъезжались, то не весь архив министерства народного образования оказался увезён из наших стен. Что-то там оставалось и, более того, некоторое время после разделения архивные дела всё ещё передавали в синодальный архив. В принципе, я знаю, где мне следует поискать… Хотя, если он в тридцать четвёртом закончил учёбу, то это уже поздновато, к этому времени министерство просвещения уже свой архив обустроило.

— А ведь мальчикам в училище преподавали Закон Божий. — подсказал Шумилов. — Ведомости, которые вёл батюшка, могли попасть в архив Синода?

— Нет, отчётность за эти уроки не по духовному ведомству подавалась, — уверенно сказал Сулина. — Но к нам могли попасть характеристики, которые писал преподаватель Закона Божия. Если выпускник собирался служить по казённому ведомству, то помимо представления аттестата с оценками ему нужно было представить и характеристику от законоучителя. Последний же вёл ведомость всех выданных бумаг такого рода. Так что учащихся в Коммерческом училище мы, пожалуй, всё же сможем установить.

Старичок поднялся со своего кресла и предложил Шумилову:

— Обождите-ка меня здесь, а я схожу-ка в фонды, покопаюсь. Но розыски мои могут затянуться, так что наберитесь терпения, не уходите! Газетку почитайте, чаёк попейте, я как раз кипяток у сторожей наших набрал…

Он действительно надолго оставил Алексея одного. Отсутствовал Михаил Андреевич почти час, за это время Шумилов уже успел напиться чаю и даже вздремнул в кресле.

— Думаю, что задание мною даже перевыполнено, — с усмешкой проговорил Сулина, опуская на стол перед Шумиловым толстую, листов на триста, папку, перехваченную грязным потёртым шнурком. — Вот-с, Алексей Иванович, полюбопытствуйте. Личное дело училищного законоучителя того времени Дементия Ивановича Ахторпова. Я краешком глаза в него заглянул и, по-моему, там должно быть то, что вы ищете.

Шумилов потянул шнурок и раскрыл папку. Открывал дело формуляр священника, содержавший анкетные данные о нём самом, его родителях, образовании и местах службы. Та часть личного дела, что касалась его преподавания в Коммерческом училище, находилась в конце папки; очевидно, что Ахторпов сделался педагогом уже в конце жизни. Алексея чрезвычайно заинтересовало описание этого учебного заведения, представленное священником по требованию чинов Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии.