— Вот там-то Чебышев и всплыл, — добавил Гаевский.
— Ага, вот оно что, — усмехнулся Путилин, — Слукавил, выходит, господин управляющий…
— Ну, вроде как, — с усмешкой переглянулись сыщики.
Василий Иванович Чебышев был не то чтобы легендой уголовного мира Санкт-Петербурга, но преступником, безусловно, ловким и умным, тонко чувствующим полицейскую игру. Менее года назад он проходил по большому делу, связанному с разоблачением банды извозчиков-грабителей, промышлявших заблаговременно подстроенными нападениями на пассажиров. Такой вид преступного промысла в девятнадцатом столетии получил довольно широкое распространение в столице и шумные разоблачения буйных возниц не являлись чем-то исключительным. Сыскная полиция пребывала в твёрдой уверенности, что двадцатишестилетний Чебышев, член большой нижегородской артели извозчиков, являлся одним из вождей довольно крупной банды грабителей. Однако Василий неожиданно ловко вывернулся из рук правосудия; никто из подельников на него не показал, никаких улик или изобличающих его свидетельств сыщикам получить так и не удалось. Единственное, что Чебышеву было инкриминировано — использование в качестве тягла не принадлежавшей ему кобылы, но примечательным оказалось то, что даже законный владелец лошади о краже не заявил и иск подозреваемому вчинить отказался. Василий Иванович, отсидевший в тюремном замке одиннадцать месяцев, с честью прошёл через допросы, очные ставки и суд и в конечном итоге по вердикту жюри присяжных оказался оправдан, хотя и «оставлен в подозрении».
Теперь вот получалось, что этот хитрый, умный и по-своему очень обаятельный — несмотря на мрачную преступную специализацию — человек появлялся в окружении покойного Николая Назаровича Соковникова.
— Когда и кем Чебышев работал у нашего миллионщика? — уточнил Путилин.
— Паспорт был прописан двадцать пятого апреля сего года, а выписан — девятнадцатого мая, — ответил Иванов. — Считалось, что Чебышев устроен при конюшне.
— Гм, рассчитан, стало быть, за три месяца до смерти. А управляющий постарался от вас сей факт скрыть.
— Именно так, ваше высокоблагородие!
— Надеюсь, господину Селивёрстову вы не сказали о том, что его маленькое лукавство раскрыто…
— Никак нет, ваше высокоблагородие, мы ж не первый день в сыске, — заверил начальника Агафон Иванов.
— Вот и хорошо, пусть пока остаётся в счастливом неведении. А мы покамест поглядим, куда можно будет во всей этой истории Василия Чебышева определить.
Путилин задумался на миг, потом подытожил:
— Вот что, орлы, давайте так: обыскной ордер я вам обеспечу; вы покамест время не теряйте, сбегайте, познакомьтесь с публикой из этого списка. С кого начнётё — выбирать вам.
— Полагаю, ваше высокоблагородие, начинать надо с биржевого маклера Бесценного, он лучше других мог быть осведомлён о денежных делах Соковникова, ну и, скажем, с купца Куликова. Последний был вроде бы хорошим другом покойного миллионщика, — поспешил ответить Иванов. — Чебышев, ежели он в столице, никуда от нас не денется. Сначала надо внести ясность в вопрос о том, какими деньгами располагал Соковников накануне смерти…
— Что ж, логично, возражений нет, — подытожил Путилин. — Действуйте. Часам к двум-трём пополудни подтягивайтесь сюда, думаю, ордер будет уже вас ждать, — с этим словами Путилин отпустил подчинённых.
Спускаясь по лестнице, сыскные агенты быстро распределили объекты работы; решили, что на Фондовую биржу отправится Иванов, а к купцу — Гаевский. С тем и разбежались: день обещал оказаться богатым на события, потому мешкать никак было нельзя.
В это же самое время Алексей Иванович Шумилов занимался делом, на первый взгляд связанным с исчезновением ценностей Николая Назаровича Соковникова весьма мало. С визитной карточкой молодого писателя Гаршина и его рекомендательным письмом он отправился на розыск Михаила Андреевича Сулины, работавшего в архиве Святейшего Синода.
Розыск неизвестного ему чиновника Шумилов решил начать по месту работу, благо день был рабочий, и ехать на квартиру Сулины большого смысла не имело. Величественное здание в самом начале Английской набережной Алексей знал великолепно, однако, по дороге туда случился инцидент, послуживший толчком для размышлений Шумилова в совершенно неожиданном направлении.