Скопец

— Оч-чень хорошо, то есть заём ещё не погашен… Подозреваю, что из сберегательных касс упомянутые списки стекаются к ним, то есть в Комиссию к Семёнову. Я с ним увижусь сегодня в клубе и устно предупрежу о вашем появлении у него; кроме того, черкну краткое письмецо — в две строки буквально — дабы вам меньше пришлось объясняться с ним.

Линдварк быстро написал краткую записку, вложил её в конверт и туда же отправил одну из своих визитных карточек.

— Подъезжайте-ка к Петру Григорьевичу завтра утром, скажем, к одиннадцати часам и, если ничего экстраординарного у господина Семёнова не случится, полагаю, он сумеет вам помочь, — проговорил Линдварк, протягивая конверт Шумилову.

Покинув почтенное Министерство финансов, где ему был оказан столь радушный приём, Алексей на минуту задержался на набережной Мойки, наблюдая за тем, как девочки-близняшки, гулявшие тут в сопровождении няни, кормили горластых чаек. Пришло время сделать следующий шаг: точно выверенный, аккуратный, способный многое прояснить. Для этого, согласно плану Шумилова, следовало устроить небольшое театральное представление. Взвесив всевозможные «за» и «против» и приняв окончательное решение, он со всей наивозможной скоростью направился домой.

В том, что Владислав Гаевский поймал Василия Чебышева даже не пускаясь в погоню за ним, чуда никакого не было. В то самое время, пока Агафон Иванов «нарезал дурака» по набережной реки Фонтанки, Владислав взял в оборот двух женщин, с которыми беглец пил вино накануне вечером. Грамотно выбранная тактика допроса, перемежавшаяся то угрозами высылки из столицы, то обещанием помочь в бесплатном оформлении паспортов, позволила Владиславу уже через четверть часа получить от любовниц Василия Чебышева адрес, куда мог направить свои стопы беглец. Гаевский взял извозчика и поехал в названное место, где вместе с околоточным устроил засаду. Поэтому, когда в половине четвёртого ночи Чебышев появился в указанном дворе, его уже там ждали.

Не будет преувеличением сказать, что сноровка, проявленная Васькой во время бегства, оказалась по сути лишь напрасной тратой сил и времени. Но особенно утончённая ирония судьбы заключалась в том, что Гаевский вместе с задержанным приехал в здание Сыскной полиции на Большой Морской даже раньше, чем Агафон Иванов, застрявший в околотке чуть ли не на всю ночь.

Разумеется, о событиях минувшей ночи последовал утренний доклад Ивану Дмитриевичу Путилину. Действительный статский советник решил сам поговорить с задержанным, поскольку история, рассказанная Чебышевым сыщикам, показалась довольно необычной.

Васька Чебышев хотя и старался всем своим поведением продемонстрировать полную уверенность в себе и своих силах, всё же, узнав, что с ним будет беседовать сам Начальник Сыскной полиции, побледнел. Он прекрасно знал как самого Ивана Дмитриевича Путилина, так и его репутацию; имел прежде с ним столкновения, и память о них отложилась в его голове накрепко. Оттого-то, оказавшись в приёмной перед кабинетом руководителя столичного уголовного сыска, Чебышев и побледнел.

Путилин к полудню третьего сентября закончил принимать доклады агентов, работавших по делам, которые шеф Сыскной полиции считал нужным лично курировать, и распорядился доставить к нему в кабинет задержанного Чебышева.

Когда пара конвойных полицейских с шашками наголо ввела Василия в кабинет Путилина, Иван Дмитриевич посмотрел на него почти ласково, точно увидел закадычного друга.

— Садись, Василий, — сказал он приветливо, кивком указав на стул с высокой спинкой, приставленный к столу. — Бывал ты здесь, помнится, и не так давно, года не прошло. Но судьба, видать, у тебя такая — вернуться на это место…

— Уж точно, ваше высокоблагородие, — согласился Чебышев, — даже и не знаю, с чего это Фортуна ко мне тылом оборотилась. Грехов за собою не ведаю, на все вопросы господ агентов, — последовал лёгкий поклон головы в сторону сидевшего на стуле у стены Агафона Иванова, — ответил чистосердечно, без утайки.

— А что ж ты так от полиции побежал-то, а-а? В окно прыгнул, точно заяц? — с усмешкой поинтересовался Путилин. — Нормальные люди при появлении полиции в окна с пятого этажа не бросаются!

— Так откуда ж я знал, что это полиция явилась? Господа были в штатском, оне, конечно-с, объявили себя полицейскими, да только ведь, что толку в словах? Любой бандит назваться полицейским может! А я-то спросонья не разглядел: слышу шум, голоса мужские, ну, думаю, пьяный разбор какой-то предстоит… Сам-то я человек поведения тихого, скромного, непредосудительного — да вы-то прекрасно знаете, ваше высокоблагородие! — мне в эти пьяные дела встревать нет резону. Вот я и… того… — Чебышев запнулся, — решил в окно выйти. Ну и вышел. Заметьте, сопротивления не оказывал, за ножи да табуреты не хватался. А то, что в окно прыгнул, так то законом не возбраняется, я может, через раз в окна выхожу, манера у меня такая.

— Ох, Василий, говорлив ты чего-то сделался, — покачал головою Путилин, — совсем страх перед полицией потерял. Надо бы тебя закатать куда-нибудь.