Читаем Скопец полностью

— Российское наследственное право признаёт несколько видов завещаний, — принялся объяснять Шумилов. — Во-первых, так называемое «нотариальное», составленное завещателем в письменной форме и заверенное нотариусом в присутствии двух или более свидетелей, каждый из которых призван удостоверить личность завещателя. Насколько я понимаю, именно такое завещание оказалось открыто сегодня в конторе Утина. Во-вторых, так называемое «домашнее» завещание. Под таковым понимается волеизъявление, касающееся посмертного раздела имущества завещателя, сделанное им в письменной форме при отсутствии специально приглашённого юриста. Такой документ может быть исполнен как рукою завещателя, так и рукою кого-то из присутствовавших, главное, чтобы сей документ заверялся подписями двух или более свидетелей. В-третьих, существуют особые виды завещаний, связанные с необычной обстановкой, в которой находится завещатель. Это так называемые «военно-походное», «военно-морское», «военно-госпитальное» завещания, а также «заграничное». Названия их говорят сами за себя; они фиксируют волю завещателя в обстановке, связанной с нехваткой времени в боевых условиях, при угрозе смерти от полученного ранения, а также в условиях нахождения вне отечественной юрисдикции и вызванного этим отсутствием российского нотариуса. Понятно, что специальные виды завещаний к данному случаю никак не могут быть приложены.

— И как же закон рассуждает относительно ценности тех или иных завещаний? — тут же поинтересовался доктор. — У которого из них окажется приоритет в случае открытия двух или более противоречивых документов?

— Независимо от видов завещаний закон признаёт приоритет того из них, которое окажется последним по времени составления. Здесь важно понимать, что наличие двух завещаний может послужить поводом для судебного разбирательства. И очень важным окажется соблюдение всех процессуальных норм, которыми сопровождалось составление и обнаружение каждого из документов. Ясно, что оспорить нотариальное завещание весьма трудно, поскольку нотариус — опытный законник и позаботится о должном соблюдении всех форм. Другое дело домашнее завещание. Свою задачу я вижу как раз в том, чтобы при обнаружении и открытии документа полицмейстером подсказать последнему о необходимости документального закрепления своих действий. Для возможного суда подобное закрепление может быть весьма важным. Кроме того, в моём присутствии здесь есть и ещё одно немаловажное для всех вас обстоятельство…

— И какое же это, позвольте полюбопытствовать? — не без ехидцы осведомился капельмейстер Императорских театров.

— Насколько я могу судить, из всех присутствующих я являюсь единственным незаинтересованным в этом деле лицом. И ежели — не дай Бог, конечно! — конфликт завещаний окажется перенесённым в суд, моё суждение может оказаться если не решающим, то по крайней мере, весьма ценным.

— Но вы же приглашены господином Базаровым! — фыркнула актриса. — Мы все сегодня стали свидетелями сцены, которую он закатил у нотариуса. То же мне незаинтересованное лицо…

— Уважаемая Надежда Аркадиевна, уверяю вас, что факт моего приглашения господином Базаровым никоим образом не подтолкнёт меня к лжесвидетельству в суде, — как можно спокойнее парировал бестактную колкость в свой адрес Шумилов. — Допуская иное, вы, во-первых, демонстрируете юношескую торопливость суждений, а во-вторых, неуважение ко мне как гражданину и профессиональному юристу.

— Я ничего не имела… — опешила актриса от сказанного Шумиловым, — … лично вас никоим образом задеть не помышляла… и не думала… и не надо вкладывать в мои уста того, чего я не говорила вовсе!

Она даже повысила голос, изобразив оскорблённую невинность. Алексей не стал пикироваться с женщиной, чей уровень мышления проявился только что столь выпукло и очевидно; он демонстративно повернулся к ней спиной и обратился к племяннику Соковникова:

— Скажите, пожалуйста, если конечно, сочтёте мой вопрос уместным: как умер ваш дядя?

Василий Александрович откашлялся и с поклоном — чем удивил Шумилова — ответил:

— Он умер во сне. Нашёл его утром двадцать пятого августа господин Базаров.

Тут же к разговору подключился сам Владимир Викторович:

— Зашёл как всегда, а он не отзывается. Я тронул — он уже холодный. Позвал управляющего, Якова Даниловича Селивёрстова, он у нас всему голова, тоже в доме живёт почти безотлучно. В том смысле, что имеет квартиру в городе, но там редко бывает, почти всё время тут. Господин Селивёрстов занимает комнату наверху, в мансарде… Н-да, так вот, он быстро явился, убедился, что Николай Назарович… гм-м-м… отошедши уже… ну, и собрался ехать в город. Сказал мне, что сам обо всём позаботится. А позже уже, к вечеру приехал врач.

Заговорил и доктор Гессе, сделавший несколько шагов в сторону Шумилова. Само собой получилось так, что Алексей Иванович собрал вокруг себя присутствовавших в гостиной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Невыдуманные истории на ночь

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза