Скопин-Шуйский

На этом злоключения польского посла на русской свадьбе не закончились. Во время пира Михаил Скопин-Шуйский, который стоял с мечом наголо между столом царя и расположенным ниже царского на пол-локтя столиком польского посла, наблюдал, как посол передал царю подарки от польского короля и себя лично. Мечник знал, что царь недоволен польскими послами, отказавшимися именовать его императором. Поэтому не удивился, когда Дмитрий, едва взглянув на подарки, заметил с иронией, повернувшись в сторону мечника: «Посол дал, что имел».

День ото дня взаимоотношения между поляками и москвичами ухудшались. Польские гости упрекали хозяев, что те «живут в величайшем рабстве… Свобод никаких, да и не знают, что это такое» ^[175]. Боярам поляки высокомерно указывали на традиции своего государства и предлагали поучиться их порядкам, при которых «король не может никакого налога установить, ни начать войну с кем-либо, пока мы не дозволим». «Да, — отвечали русские, — хорошо у вас». Но, усмехнувшись в бороду, добавляли: «Ваша вольность вам хороша, а наша неволя — нам, ведь ваша вольность… это своеволие, а разве мы не знаем того… что у вас сильнейший угнетает более худого, свободно ему взять у более худого владение и самого убить, а по праву вашему искать справедливости придется много лет, прежде чем (дело) завершится, а то и не завершится никогда. У нас… самый богатый боярин самому бедному ничего сделать не может, так как после первой жалобы царь меня от него освободит» ^[176].

Подобные разговоры о достоинствах польского государства перед русским с его «тиранией» не были новостью в России. Куда приводили права польской шляхты, раздирающей государство на части в угоду собственным интересам, тоже было известно. Ограничивая права монарха, польское дворянство старалось свести к минимуму расходы на государственные нужды, которых потребовали бы управленческий аппарат и сильная армия, все это в конечном счете вело к ослаблению государства, в то время как в соседних странах оформлялась абсолютная власть правителей.

Через неделю после венчания Марины на царство польские гости, освоившись, стали вести себя уже как хозяева: пили, бесчинствовали на улицах, требовали, чтобы русские благодарили их за присланного из Польши государя, горделиво поучали «правильным обычаям» взамен «московских предрассудков» — вроде хождения в баню или частых постов. При спорах с «этими животными» — «bydlo»— тут же обнажали оружие, останавливали на улицах возки, насильно вытаскивали из них женщин, затевали драки с родственниками и слугами, сопровождающими их. Одним словом, как заметил гетман Жолкевский, «наши… жили развратно, убивая, насилуя и не щадя не только чего-нибудь иного, но даже церквей» ^[177].

В раздраженной выходками польских гостей Москве Василию Шуйскому и его сторонникам совсем не трудно было 17 мая 1606 года организовать мятеж против царя и его убийство.

Глава четвертая ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ И ПЕРВЫЕ ПОРАЖЕНИЯ

И добро бы уж ходил ты на турку или на шведа, а то грех и сказать на кого.

А. С. Пушкин. Капитанская дочка

«Шубник» на царстве

Василий Шуйский водрузил, наконец, на свою голову желанную шапку Мономаха. Родственники царя, как водится, немедленно приблизились к престолу, родной брат Василия Дмитрий занял самое высокое место в Думе — получил чин конюшего. Об участии же Скопина — четвероюродного племянника царя — в перевороте 17 мая и дальнейшей борьбе за власть сведений нет.

Впрочем, один из иноземных купцов все же упомянул в своих мемуарах об исчезнувшем телохранителе самозванца, носившем всегда его меч: «Димитрий стал против народа, хотел драться, засучив рукава своей рубашки, требовал меча, обыкновенно перед ним носимого, но хранитель сего меча (или тесака) скрылся» ^[178]. Исчезновение как самого мечника, так и меча, по мнению мемуариста, и привело Дмитрия к гибели. Что и говорить, описанная якобы очевидцем сцена выглядит вполне трагикомично: драться врукопашную, к тому же со сломанной после падения из окна ногой самозванец вряд ли бы смог. И здесь ему не помогли бы ни церемониальный меч, ни его хранитель.

Однако рассказ купца совершенно не согласуется с мемуарами наемников Конрада Буссова и Жака Маржерета, отлично осведомленных о деталях произошедшего в Кремле 17 мая 1606 года. В момент мятежа рядом с самозванцем была гвардия из наемников, и оружие у него тоже имелось; высовываясь из окна с криком: «Я вам не Борис!», Лжедмитрий гневно потрясал бердышом, видели в его руке и палаш. Так что судьбу самозванца решил вовсе не церемониальный меч, а внезапность появления заговорщиков, слаженность их действий и недостаток сил телохранителей.