— Разве вы не понимаете, князь, что только за эти слова мне голову снесут. Однако я вам доверился.
— Ладно, Иван, не будем препираться, я тебе верю. Тем более что с Басмановым у меня свои счеты. А королю можешь передать, что Дума на престоле хочет видеть его сына, а не этого самозванца.
— И все?
— И все, Иван. А ты что, хотел письмо к нему? Нет, брат, тебя обыскать могут и все… И сам погибнешь, и других потянешь. Так что лучше на словах. А на будущее, пожалуйста, оставайся подле царя. Если что он новое придумает, сообщай мне.
— Хорошо, Василий Васильевич. Спасибо.
— За что?
— За то, что поверили мне.
— Не вздумай еще кому довериться, налетишь на доносчика.
— Не беспокойтесь, Василий Васильевич, я к вам-то шел дрожал как лист осиновый.
— Во жизнь, Безобразов, все дрожат. И перед кем?
— Он и сам в страхе живет, князь.
— Неужто?
— Да, да, сколько раз мне по ночам признавался, кругом только врагов и видит.
— Ну так и есть, — засмеялся Голицын. — Он ведь не дурак, соображает. Оттого и мечется.
12. Появление «племянничка»
Терский казачий атаман Федор Бодырин созвал на совет своих старшин и есаулов решать, как быть? Куда за «зипунами» идти? Бравый казак Афонька Дуб предложил идти по Куре-реке на Каспий, там и потрясти турских купчишек:
— Их корабли полны добра и золота, есть чем поживиться.
Затея не нова, старики еще помнят, как на Каспий хаживали, скольким не довелось воротиться, на корм рыбкам пришлось отправиться. Потому Афоньку сразу осадили:
— Помолчи, Дуб, не мельтеши. Надо искать царского жалованья.
Эвон донцы и запорожцы привели царя Дмитрия к Москве, посадили на престол, он их деньгами завалил.
— Но мы-то не ходили с ними.
— Вот то-то что не ходили, — сказал Бодырин. — Нам надо своего царя произвесть.
— Так это ж будет не настоящий.
— Ну и что? Дмитрий тоже, гутарят, не настоящий, а вон как Москву тряхнул. Тут главное, чтоб царь навроде матки в рою, а на него уже народишка сбежится.
— А кого объявим-то? Дмитрий уже есть.
— Давай думать.
— А что думать, объявим Петра Федоровича, мол, сын Федора Ивановича и Ирины Федоровны, Годуновой сестры.
— А у них был сын?
— А Бог его ведает. Раз вместях жили, значит, и рожали кого-нито. Народ простой все равно не знает.
На том и порешили: избрать царя Петра Федоровича — чем терские казаки хуже запорожских.
Атаман Бодырин оглядел старшин внимательно: кто из них в цари гож? Уж больно староваты и рожи у них, что кирпичи обожженные, красные. Царю, конечно, надо бы личность побелее.
— Не обижайтесь, атаманы-молодцы, но никто из вас на царя не тянет. Надо бы кого помоложе и рылом побелее.
— Може Митьку — сына стрелецкого выбрать? — предложил есаул Хмырь. — Он и грамоту ведает.
Бодырин приказал рассыльному позвать Митьку, да поживей — одна нога тут, другая там. Явился Митька в расстегнутом бешмете.
— Ты грамоту ведаешь? — спросил Бодырин.
— Ведаю, — отвечал Митька.
— Мы тут решили тебя в цари выбрать.
— Вы что, атаманы, совсем с хлузду съехали, какой я царь?
— Ты обожди, Мить, послушай, — сказал Бодырин и стал объяснять, каким он будет царем. — И есть и пить будешь по-царски, трудить тебя ничем не будем.
— Оно, конечно, царем быть дело хорошее, — согласился Митька. — Но вот беда, я в Москве ни разу не был. Кто за нее че спросит, а я баран бараном, чего буду отвечать?
Старшины переглянулись: довод резонный. Не подходит Митька в цари, хотя и грамотный.
— Слухай, Митрий, может, ты знаешь кого, кто на Москве бывал, чтоб не старый, молодой навроде тебя? А? — спросил Бодырин.
— А Илейка Иванов. Он там родился и холопствовал.
— Илейка? Это которого из Астрахани привели?
— Он самый, атаман.
— Мить, услужи. Найди его и вели в атаманскую избу притить.
— Хорошо, — согласился Митька. — Счас позову.
— Токо, Митрий, не трепи языком насчет царя.
— Я что, баба, че ли? — обиделся Митька.
Илейка появился перед старшиной несколько смущенный, на портах опилки, стружки сосновые, видно, стружком и пилой работал. Но лицо вроде не красное, почти белое. «Годится», — решил атаман и спросил:
— Ты грамотен, Илейка?
— Нет, — отвечал тот.
Бодырин не удержался, крякнул от досады.
— А в Москве бывал?
— А как же, я там и родился, и в кабале был у Григория Елагина, оттуда и бежал на Астрахань.
— Ну как, атаманы-молодцы, — обратился Бодырин к старшине. — Москву знает, а грамоте нет. Как будем?
— А на кой царю грамота, — сказал Хмырь. — Я немного володею, ежели что, могу накарябать указ.
— Верно, есаул, — поддержала войсковая старшина. — Сами станем писать его именем.
Тут удивленному Илейке Бодырин объяснил, для чего его вызвали и спросил:
— Так согласен ты быть царем Петром Федоровичем?
— Да я че, ежели старики велят, отчего не стать, — отвечал Илейка.
— Вот и умница. Хмырь, садитесь с Дубом и пишите первый указ.
— Об чем?
— Ну как? О том, что на Тереке объявился законный наследник царского престола Петр Федорович и зовет всех обиженных под свою руку, что будет жаловать всех разными товарами и деньгами за верную службу.
— А где я наберу этого всего? — смущенно спросил Илейка.