Скопин-Шуйский. Похищение престола

— Ты царь. Это не твоя забота. Пойдем Волгой, там есть города богатые, а по Волге купчишки с товарами… Наберем, Илейка, то бишь государь, тебе казну знатную.

— Ну а если нам вдруг мой хозяин встренется, я ж ему в кабалу продавался?

— Не встренется. Ну а если навернется на свою беду, мы с ним мигом управимся, петлю на шею и подвысь.

Так на Тереке объявился новый царь Петр Федорович, и морем на нескольких стругах отправился он с невеликой армией к Астрахани. О пополнении ему заботиться не надо было, по степи скакали в разные стороны казаки с его указом, в котором сулилось всем, кто примкнет к нему, хорошее жалованье. А царское жалованье для любого казака — мечта желанная. И если пускался в поход царь Петр с отрядом едва достигавшим тысячи, то под Царицыном у него было уже четыре тысячи и несколько пушек с добрым запасом пороха. Маленькие городишки сдавались «царю» почти без боя, да и купцам, плывшим с товарами, связываться с такой силой не приходило в голову: «Берите, берите, токо живота даруйте». И все забирали и живота даровали.

Когда причалили под Самарой, на царском струге собралась войсковая старшина — решать, что делать дальше. Поскольку «царь» по молодости ничего не мог придумать, всем заправлял атаман Бодырин Федор.

— Надо слать грамоту царю московскому. Хмырь, бери бумагу, будем сочинять царскую грамоту.

— С чего начнем, — бормотал атаман, более обращаясь к себе, чем к старшине. — Значит, так, если наш царь сын Федора, а Дмитрий брат Федора Ивановича. Знатца ты ему племянником доводишься. Так? Так. Поэтому пиши, Хмырь: «Дорогой дядя Дмитрий Иванович! Я царевич Петр — кровный сын царя Федора Ивановича и имею такие же права на престол, как и ты. Но я не хочу зла меж нами… Позволь мне притить на Москву и…»

Атаман неожиданно споткнулся и никак не мог придумать продолжения письма, хотя и щелкал пальцами. Глядя на глазевшую на его старшину, рассердился:

— Думайте, думайте? Почему я один должен напрягаться?

Илейка, понимавший, что письмо пишется от его царского имени, вздумал подсобить атаману:

— …и обнять тебя по-братски.

— Ты хоть не лезь, — проворчал Бодырин. — Твое дело царствовать, вот и царствуй. Мы туда не обниматься идем, а свое жалованье требовать.

Илейка-царь смутился и даже покраснел. Тут Афонька Дуб нашелся:

— Тогда так и пиши, мол, жалуем за жалованьем моим людям. А? Чем плохо?

— Ладно, пиши, — кивнул атаман Сеньке Хмырю, хотя слова Дуба ему не очень понравились, подумал: «Дуб есть дуб, чего с него взять».

Больше часа потратила старшина на царское письмо, уж очень не привычный для казаков труд, то ли дело саблей врага рубить: р-раз, р-раз и готово, либо ты, либо он в ковыле. А тут сиди, думай, аж в висках саднит.

С письмом царя Петра в Москву был отправлен из старшины самый грамотный — есаул Семен Хмырь с двумя товарищами. Из царской казны их хорошо удовольствовали деньгами в дорогу, дабы не отвлекались в пути на добычу пропитания. Через Калужские ворота въехали в Москву без особых помех, сообщив приворотной страже, что они «до государя с грамотой государевой».

Однако, выехав на Красную площадь и узрев могучие красные стены Кремля, заробели посланцы.

— Слухай, Хмырь, а не покрутят нам тут головы, как курятам. Глянь вон, кто в ворота ни въезжает, у всех оружие отымают. Не нравится мне это.

— А мне, думаешь, нравится, — мялся есаул, ни на минуту не забывавший, какого «царя» он тут представляет. — Ходим, браты, в кабак, там покумекаем, как быть.

Они подъехали к питейному заведению, привязали коней к коновязи. С весеннего света войдя в полутьму кабака, терцы остановились, дабы осмотреться и приискать себе место, и тут из дальнего угла их позвали:

— Эй, станишники, гребитесь сюда.

Они прошли и увидели уже изрядно захмелевшего казака перед корчагой хмельного. По белой папахе, лежавшей на столе, определили его высокое положение в казачей иерархии.

— Сидайте, хлопцы, — широким жестом пригласил он и крикнул: — Гей, живо еще три кружки!

Кабатчик услужливо притащил обливные глиняные кружки и поставил на стол:

— Что на закусь прикажете?

— Тартай тарань, голубь, да ковригу, — приказал казак и стал разливать по кружкам вино. — Вы, братки, вижу, с Терека, по напатронникам узнаю. А я с Дона, звать Андрей Иванович Корела, атаман. Может, слыхали?

— А как же, — польстил Хмырь, хотя впервые слышал это имя.

— Вот возвели Дмитрия Ивановича на престол. Он нас и наградил. Казакам жалованье и отпуск домой на Дон. А нам с атаманом Постником по сотне золотых. Ну куда с ними? Я в кабак, а Постник Линев решил грехи отмаливать, постригся в монахи и умотал аж в Соловки. Дурак, право дурак. Давайте выпьем, казаки.

— Давай, атаман.

Стукнулись кружками, дружно выпили. Стали тарань о стол околачивать, чтоб помягчела.

— Атаман, а вы, часом, не вхожи в Кремль? — осторожно поинтересовался Семен Хмырь.

— Хых. Я с самим царем вот так как с вами гутарю. В любое время желанный гость у него, — похвастался Корела. — Но не люблю туда ходить, бояре больно важные, смотрят на тебя и губы кривят, мол, чернь вонючая. Ну их на…