— Эк, какой прыткой. Я не Бог, в конце концов. Впрочем, можете передать пославшему вас, что я еще в прошлом году писал королю Карлу IX, предлагая уступить корону Сигизмунду и даже угрожал ему войной. Но увы. Ответа до сих пор так и нет. Но мы не отказываемся помочь в этом деле. Читай дальше, Афанасий.
— Все, государь, — сказал Власьев.
Дмитрий с усмешкой взглянул на Гонсевского.
— Что ж посол забыл о последней статье «кондиций»? А?
Гонсевский пожал плечами и взглянул на спутника, своего пана Олесницкого: о чем, мол, речь?
— Так я напомню ясновельможным. Там было написано, что я беру на себя обязательство жениться на полячке. Вот я через три дня это исполняю и, кстати, приглашаю вас, вельможные паны Гонсевский и Олесницкий. Будьте у меня гостями.
— Великое дякуй, ваше величество, — поклонился Гонсевский.
— А теперь мы вас отпускаем, господа.
Паны кланяясь попятились к двери, выходившей в Святые сени.
15. Свадьба
Свадьба была отложена не случайно. Бояре вместе с клиром решали о порядке обручения, крещения невесты и венчания.
Царь, подталкиваемый Мнишеком, настаивал сперва венчать Марину в царицы. Священники, наученные горьким опытом Гермогена и Иосафа, боялись ему перечить, но православный чин нарушать тоже не хотели. Меж собой спорили до хрипоты, с государем не осмеливались, более попирая на убеждение:
— Ах, ваше величество, была б она православная, — вздыхали сочувственно, — все б легше было, а то…
Бояре меж собой перешептывались: «Мыслимо ли все с ног на голову ставит». 8 мая определили по предложению Василия Шуйского, настоявшего на четверге с тайным умыслом, о котором только Василию Голицыну поведал:
— 9 мая в пятницу Николин день — праздник, он же не удержится, начнет свадебный пир. А православные-то как на это глянут?
— Осудят, — отвечал Голицын.
— Вот то-то, нам лишний козырь, — ухмыльнулся Шуйский.
— Ну хитрец, Василий Иванович, — не удержался от похвалы Голицын. — Это и черни не по носу будет.
— Небось захитришь, князь, коли топор за спиной висит.
Многие из православных обрядов царь вычеркнул.
— Никакого разделения жениха с невестой. Мы сразу вместе явимся в столовую избу… Вместе же отправимся в Грановитую палату. И далее в Успенский.
Царь опасался, что при отделении от него невесты, как полагалось по чину, Марина-католичка Бог знает что натворит. А будет он рядом — подскажет, как поступать надо.
— И чесальщица-сваха не нужна, обойдемся без расчесывания.
— Но как же, государь, она ж должна на невесту волосник и кику[32]
одевать.— Вот пусть одевает без расчесывания. И покров между нами нечего протягивать.
— Но так принято, государь.
— Ну и что? На моей свадьбе я это отменяю.
Даже перепечу[33]
с сыром резать в Грановитой палате отменил государь.— Ни к чему затягивать обряд. Идем в Успенский и венчаемся.
Вот осыпание невесты деньгами он оставил, зная, что это понравится Марине, всегда мечтающей о богатстве, а этот обычай и сулил его.
— Тысяцким на своей свадьбе Дмитрий велел быть князю Скопину-Шуйскому.
— Верю тебе, Михаил Васильевич, что ты управишь все, как надобно.
— Постараюсь, государь.
Со стороны невесты вместо свахи выступала ее подруга полячка Варвара Казановская, второй свахой была русская боярышня Катерина, которая должна была по уставу нести волосник невесты и кику, а затем их надеть на нее.
Рано утром молодые пришли в столовую избу, где придворный протопоп Федор торжественно обручил их и поздравил. Отсюда они отправились в Грановитую палату, сопровождаемые каравайниками, свечниками. Впереди молодых шествовал благовещенский протопоп с крестом и недельный священник. Они кропили путь, тысяцкий вел царя под руку, Марину за локоть поддерживала пани Варвара.
В Грановитой палате их уже ждали бояре, священники, родственники Марины. Два кресла, предназначенные жениху и невесте, были прикрыты сороками соболей[34]
. И когда они приблизились к ним, тысяцкий снял «сороку» с царского места, глядя на него, сваха Варвара — с невестиного.Поскольку для молодых кресла оказались слишком высокими, Скопин-Шуйский, наклонившись, подставил им под ноги приготовленные для этого скамеечки. От бояр вышел перед молодыми князь Василий Иванович Шуйский, одетый в длинный до пят изукрашенный серебряным шитьем кафтан. Голос у князя был хорошо слышен под четырехсаженными сводами палаты.
— Ясновельможная панна Марина Юрьевна, ты, вступая в православную веру, венчаешься браком с нашим великим государем Дмитрием Ивановичем и становишься по праву нашей государыней. От имени всей Боярской думы и всего великорусского народа поздравляю тебя с этим высоким предназначением. Желаю вам с мужем счастливого царствования, процветания вашей державе, а нам, вашим слугам, чтить и любить вас до скончания животов наших.
Поскольку черные волосы Марины были повязаны белой лентой под цвет платья, подступившая к ней Катерина стала снимать ленту, чтобы надеть волосник и кику. Марина, возмущенная чьим-то прикосновением, оттолкнула руку свахи.
— Марина, — пробормотал сквозь зубы царь. — Не смей, так положено.