Скопин-Шуйский

Вот грамота за номером 85: «Присяга, по которой предписано приводить ко кресту… в верности царице Марии Григорьевне, царю Феодору Борисовичу и царице Ксении Борисовне». Она написана в апреле 1605 года, после кончины Бориса Годунова. Текст этой присяги оглашали перед войском, стоявшим под Кромами против самозванца, а также в городах Поморья и Сибири: «Иного государя мимо них не искати, не хотети и не мыслити, и не изменити им государем ни в чем», — читали воеводы в Пскове, Новгороде, Астрахани и Казани. Упоминалось в грамоте имя того, к кому обещали «не приставати», — «вор, который называется князем Дмитрием Углецким». Боярская дума, духовенство, а вслед за ними дворяне, служилые и посадские люди клялись, что если узнают о ком, кто «злое умышление» против царицы и ее детей задумает, «с теми людьми… мне битись до смерти»^[99]. Но не пройдет и двух месяцев, как клятвы будут забыты, а царица Мария Годунова и ее 16-летний сын Федор будут удушены, Ксения попадет в наложницы к новому царю; дома и дворы Годуновых в Москве разграбят, их родственников сошлют.

Перелистываем всего несколько страниц — и вот перед нами грамота за номером 91: еще одна присяга, теперь уже тому самому «вору» Дмитрию и его мнимой матери Марии Федоровне, год тот же — 1605-й, месяц июнь; да и текст присяги практически тот же: «Целую крест Государыне своей царице и великой княгине иноке Марфе Федоровне всеа Руси, и прирожоному государю своему царю и великому князю Дмитрею Ивановичю всеа Руси, на том: служити мне им, Государем своим, и прямите и добра хотети во всем в правду, безо всякия хитрости…» Бросается в глаза фраза о «прирожденном государе» — так подчеркивалось его отличие от избранного на Земском соборе Бориса Годунова, ну и, конечно, в грамоте упоминаются враги, к которым клялись не переходить: «Иного государя не искати, и не хотета, и не мыслите, не изменити им Государем ни в чем, и с-ызменники их, с Федкою Борисовым сыном Годунова, и с его матерью, и с их родством и советники не ссылатася писмом никакими мерами…»^[100] И эту клятву власти предержащие всего через год нарушат, а «прирожденный государь», которого объявят самозванцем, будет убит в Москве. Но и выбранный вслед за ним на Земском соборе Василий Шуйский долго не усидит на престоле — через четыре года он будет насильно сведен с него еще так недавно клявшимися ему в верности боярами.

Как же народу не зашататься, видя такое шатание власти? «К воле привыкать легко, к порядку трудно», — скажет герой драмы А. Н. Островского, посвященной событиям Смуты. Первое, что заколебалось, зашаталось в народе, — его нравственные устои; самозваная, а часто и самоизбранная власть как будто открыла невидимые шлюзы, — и мутный поток Смуты поднял со дна души все, что до времени дремало там невостребованным. Когда через три столетия в России вновь поколеблются устои общества и вспыхнет новая Смута гражданской войны, патриарх Тихон напишет в декабре 1917 года послание — нет, не к властям, — к бесчинствующему народу: «…гибельная смута терзает Родину нашу, скорби от нашествия иноплеменник и междоусобной брани. Но всего губительнее снедающая сердца смута духовная».

Что думал о появлении самозванца и как действовал в тех обстоятельствах восемнадцатилетний стольник Михаил Скопин? Автор биографии Скопина-Шуйского назвал время взросления Михаила страстивым и нужным. Выражение это можно перевести на современный язык как «мучительное, или грешное», и «трудное». Назвал он его так не потому, что казалось оно ему необыкновенным, — всяк о своем времени готов рассуждать, как о самом трудном, но единственно, чтобы отметить: молодой Михаил в столь непростые годы сумел сохранить нравственную чистоту, не прибегал к клевете и не возносился своим происхождением. Поневоле задаешься вопросом, вспоминая перипетии тех лет: так ли широка, без соблазнов, была дорога, по которой шагал этот юноша? А ежели узка, то возможно ли, находясь в гуще политических событий, не запятнать свое имя? Можем ли мы верить его современникам?

Документы тех лет напрямую ничего не говорят об участии Скопина в поддержке самозванца, но и о борьбе против него — также. Мы знаем, что в походе против Лжедмитрия I Михаил не участвовал, оба его дяди неволею или добровольно, но оказались на стороне самозванца, большой любви к Годуновым у семейства Скопиных быть не могло. И вот новое известие — стольник Скопин послан царем Дмитрием с поручением в приграничную крепость Ивангород.