Скопус. Антология поэзии и прозы

Тело у нее было желтое от старых загаров, грудь маленькая, но с большими темно-коричневыми сосками. Прикрывшись руками, она побежала к морю. Я тоже зашла в воду и поплыла, но все вокруг было как-то нехорошо. У берега волны сбивали — желтоватую пену, и даже на глубине вода оставалась мутной. Заходящее солнце подсвечивало плывущий со стороны заводов сизо-желтый дым. Мне казалось, что и здесь я чувствую его мерзкий запах. Тащиться в такую даль только для того, чтобы найти вонь и грязь… как глупо!.. Уж лучше было поехать на городской пляж. А ведь четыре года назад мы прожили здесь почти целый месяц — пока нас не выгнала холера — и было солнечно и чисто: прозрачное море, прозрачный воздух… Годовалый Том — совсем голенький, в одной войлочной шляпе с широкими полями, стащил у итальянцев полотенце и с добычей в руках, захлебываясь от счастья, зашлепал беленькими ножками по воде…

— Поплыли к буйкам! — позвала Галя.

Я помотала головой: нет, я устала и замерзла. И вообще хватит — солнце уже еле просвечивало сквозь дымную пелену, последние купальщики торопились одеться и уйти. Я вышла на берег и стала растираться полотенцем. Галя запрыгала рядом на одной ноге, вытряхивая воду из уха. Я накинула на себя платье и старалась вытянуть из-под него мокрый купальник. Налетел порыв ветра, я глянула на небо, но невозможно было разобрать — край тучи навис над горизонтом или шлейф дыма. Во всяком случае, следовало поторапливаться. Я взялась за трусы, уже сунула в них одну ногу, ну тут ветер так рванул, что сбросил со скамейки мою сумку — она раскрылась, бумажки разлетелись, закружились, я поскакала за ними, придерживая рукой трусы, Галя тоже бросилась вдогонку, но поймать удалось только командировочное удостоверение. Остальные документы и деньги исчезли, как сквозь землю провалились, вместо них попадались обрывки оберточной бумаги и всякий мусор. Вот так история — черт знает что! Паспорт-то, по крайней мере, не мог далеко улететь, он ведь тяжелый… Кое-как подтянув трусы, я вернулась к скамейке, заглянула в сумку — в кармашке задержалась лишь Машина карточка, все остальное высыпалось и пропало. Я подняла с песка мокрый купальник, сунула вместе с полотенцем в пустую сумку, Галя подала мне пилку для ногтей, губную помаду и пачку анальгина — все, что ей удалось подобрать.

На пляже не осталось ни единого человека. Ветер гнал и закручивал песок, пустые стаканчики из-под мороженого, клочки газет. Я обрадовалась, увидев торчащий из песка серый угол, но это оказался не паспорт, а всего лишь календарик на семьдесят четвертый год, который мне подарила Таня Луковникова. Еще удалось найти записную книжку, она зацепилась за куст.

— Пойдем, может, туда отнесло… — Галя махнула рукой в сторону насыпи.

Я побрела за ней следом, не надеясь уже ничего вернуть.

У насыпи ветер намел кучки песка, и на одной из них лежала, точно приклеенная, розовая десятка — одна из тех трех, что выпорхнули из моей сумки. Я подобрала ее, немного повеселела и пошла дальше вдоль насыпи, внимательно осматривая склон. Дорогу мне преградила какая-то свалка.

— Что вы тут делаете? — услышала я вдруг голос, подняла голову и увидела старуху с пустым помойным ведром.

Галя принялась объяснять ей, что случилось. Старуха недоверчиво выслушала, ничего не сказала, повернулась и пошла к стоявшему в стороне двухэтажному бараку.

На куче мусора я увидела кошелек — вытертый, порыжелый, у меня никогда такого не было, но я все-таки зачем-то подняла его и раскрыла. Внутри лежала черная брючная пуговица.

— Пойдем… — позвала Галя.

— Главное, паспорт… — я вздохнула и медленно пошла обратно вдоль насыпи.

Сзади возник стук колес. Занятая своими поисками, я не сразу обратила на него внимание, но даже когда и услышала, не стала оборачиваться. По этой ветке подвозили сырье к заводам. Поезд приближался и как будто замедлял ход. Меня это нисколько не интересовало — мне нужно было отыскать свой паспорт и деньги. Медленно и четко отсчитывая стыки, поезд поравнялся со мной, прополз еще немного — только теперь я, наконец, глянула на него — какой странный состав: серые металлические вагоны, совершенно одинаковые, плотно пригнанные двери и никаких окон… Последний стук, угрюмое шипение, состав качнулся назад и встал. «Зачем ему тут останавливаться? Как же мы теперь пройдем к автобусу?» — подумала я и обернулась, отыскивая глазами Галю. Она лежала на насыпи, уткнувшись лицом в гравий и зажав руками уши.

— Что с тобой? — хотела я спросить, но глянула еще раз на неподвижный состав и не спросила.

Кругом было тихо, только на пляже изредка чавкали волны и песок шелестел под ветром…

Тайна

Слава Гусев никогда не ест шоколадных конфет. Не любит. Даже смотреть на них не может.