Скорачи

Есть что-то волшебное в том, как Сережа реагирует на рацию. Вот и сейчас, стоило ей тихо зашипеть, и Сережа вскидывается, мгновенно перейдя в состояние бодрствования. Как у него это получается, я даже не могу себе представить. Но «Луна» зовет тридцать третью бригаду, то есть нас, и бодрый голос Сережи сразу же отвечает на вызов. Опять что-то случилось, опять кому-то очень нужна педиатрическая бригада.

– Улица… – голос диспетчера быстро поговаривает адрес. – Задыхается ребенок, три года… – Лариса еще трещит, рассказывая, что случилось, и сообщая возраст, а машина уже срывается, вжимая меня в кресло, а мгновенно проснувшуюся Наташу сдвигая по каталке в сторону хвостовых дверей.

Над головой тревожно и как-то тоскливо воет сирена, мотор машины скорой медицинской помощи набирает обороты. Ночные улицы расцвечиваются отблесками синих маячков, а я лезу в укладку, проверяя все еще раз. Скорая помощь несется по темным улицам, с ревом входя в повороты и игнорируя абсолютно все правила движения, зато на месте мы уже через пять минут. Выскочивший из машины Сережа хватает ящик укладки, легко взлетая на третий этаж, а за ним спешу и я. Звонок в дверь, за ней испуганная мамочка, полупьяный папочка. Проскальзываю в комнату, где пытается вдохнуть посиневший малыш, а Сережа в это время спокойным голосом объясняет, что теперь будет. Мне же все понятно. Шприц, еще один, и…

– Сережа, Квинке, быстро везем! – командую я. – Наташка, работаем!

А мать ребенка уже готова, и как это все сумел проделать водитель всего за несколько минут, совершенно непонятно. Не позволяя никому прикоснуться к малышу, Сережа заворачивает того в одеяло, устремившись к машине.

Сергей Викторович

Эх, Варя…

Даже не знаю, как тебе сказать, что я чувствую… впрочем, об этом можно подумать и позже. Ребенок с Квинке, задыхается, значит. Нужно быстро-быстро перебирать колесами, чем я и занимаюсь. Взревывает сирена, и машина устремляется по мокрым улицам в сторону больницы. Ничего, здесь зато никто не хочет в доктора пострелять, хотя разное случается, конечно. Внимание нужно – ну оно всегда нужно, это без вариантов.

Работают в салоне Варя с Наташей, горько плачет «мамочка», до которой дошло, что малыш на грани. Ничего, девчонки спасут, они умеют. Мы обычно называем родителей детей «мамочками» и «папочками», и в этом нет издевки или нежности – мы все просто так привыкли. Помню, когда, оправившись после ранения, пришел на «скорую», увидел Варю – и запал на нее, так захотелось быть рядом… Ну а тут выяснилось, что моя врачебная квалификация – это «ах», но ни разу она не педиатрическая, поэтому подсуетился, записавшись водителем, ну и фельдшером, потому что умище не спрячешь. А то, что врачом не работаю, так Варя важнее, чего уж тут…

Экстренная медицина бывает разной. Скорая вот спокойная работа, а бывало, помню, скакали мы по горам – в одной руке укладка, в другой автомат, потому что отдельным бородатым личностям наплевать на красный крест. Ну и набегался я. Раньше или позже приходит такой момент, когда чувствуешь: все, сил нет. Вот и я после того ранения почувствовал. Ушел спокойно, но без драйва не могу – привык. И девчонки у меня хорошие, что Варя, что Наташка. Так и катаемся… Оп, по-во-рот.

Останавливаюсь. Теперь ребенка заберут в отделение, и малыш будет жить, а мне можно и подремать немного. Ночь началась динамично, значит, роздыху не будет. Примета такая скоропомощная, значит. Шуршит ночным эфиром рация, переговариваются в ночи бригады, а я дремлю, привычно ловя ухом происходящее.

Всю жизнь я на войне… Суворовское училище для сироты было благом, потом военно-медицинская, ну и понятно… Заметили меня военные разведчики, и понеслась жизнь – от «точки» до «точки». Денег скопил, квартиру купил, но что мне та квартира, кого я в нее приведу. Так и живу бобылем, только Варя дни мои скрашивает. Ее улыбка, ее глаза, ее голос… Помню, семь лет назад, когда родные у нее погибли, она и руки на себя наложить хотела, да не дал я ей. Она же все для меня, просто смысл жизни.

По-моему, вся подстанция это видит, забиваясь каждый год на тему даты свадьбы. Да какая уж тут свадьба, если я даже признаться боюсь. Смешно – боевой офицер и боится…

Скоро и смене конец. Варя отправится к себе, я к себе отсыпаться, а могли бы… Эх… Вот только ощущение какое-то странное, будто перед тревогой. Кажется, что прямо сейчас зазвенят колокола громкого боя, прозвучит сигнал боевой тревоги и кинемся мы к «вертушке»4. «Чуйка» это называется, и значит она на войне очень многое. Вот и сейчас проснулась, с чего вдруг?

– Все, кто слышит! – вдруг оживает рация, подавая необычный и оттого страшный сигнал. – Все, кто слышит! Массовое ДТП! Ребята, школьный автобус!