Когда Андрей проходил мимо растянувшегося во весь первый этаж жилого дома некоего заведения, с сияющей неоном вывеской «Klub bilardowy niegrzeczny», что в вольном переводе можно было понять как «Клуб озорных бильярдистов», из его стеклянных дверей, изукрашенных силуэтами обнаженных девиц с бильярдными киями, вывалили двое пьяных в стельку парней в форме военно-морского флота США.
«А вот это уже интересно! – мысленно резюмировал Лавров, наблюдая за мычащими что-то невразумительное заморскими морячками. – У поляков же сейчас гостит американский крейсер «Вайоминг». И его экипаж, судя по всему, оттягивается – всяк на свой лад. Черт подери! Просто грешно не воспользоваться таким удачным случаем. А загляну-ка я сюда… Вдруг удастся найти что-то стоящее? Кстати! А не на этом ли кораблике америкосы собираются вывезти из Польши нашего изобретателя? Не за ним ли сюда и прибыл «Вайоминг»?..»
Обойдя американцев, что-то малоразборчиво обсуждающих – Андрей только и смог уловить нечто наподобие «Ду ю респект ми?..» (Ты меня уважаешь?), столь же шаткой походкой он вошел в вестибюль клуба. Двое двухметровых верзил-охранников тут же подозрительно воззрились на его дорожную сумку. По их жестикуляции и интонации он понял, что паны-секьюрити просят предъявить им ее содержимое.
– Битте! Ихь хабе алль ди штрасе штуф… (Пожалуйста! Тут у меня всякое дорожное барахло…) – заплетающимся языком сказал Лавров по-немецки, небрежно бросая сумку на стол у турникета. – Кстати, это, случайно, не Гамбург?
Ошарашенно переглянувшись, охранники на ломаном немецком пояснили перебравшему тевтону (а кем еще он мог быть, этот чокнутый, если не немцем?), что находится герр-чудила не у себя, в своей пиво-сосисочной фрицляндии, а в великой Польше. Ферштеен, блин?..
– О, йа, йа… – закивав в ответ, Андрей сдал сумку в небольшую камеру хранения при гардеробе и проследовал в зал, из которого вырывались звуки множества голосов и буханье какой-то отвязной музыки.
Судя по всему, это помещение служило чем-то наподобие большой гостиной. На диванах, расставленных вдоль стен, в бликах разноцветных прожекторов сидели и полулежали расслабленные спиртным посетители самых разных возрастов и оттенков кожи обоего пола. Помимо здешних, блондинистых аборигенов, среди посетителей желтели лица дальневосточников, коричневели латиноамериканцы. Уроженцы знойной Африки являли собой целую палитру самого разного колера – от темно-коричневого до иссиня-черного.
Но Андрея интересовали исключительно англосаксы американского разлива. Причем начальственного ранга. Продолжая изображать из себя пьяного чудака, который забрел, сам не зная куда, Лавров, пошатываясь, проследовал к шесту, в обнимку с которым извивалась дебелая рыжеволосая стриптизерша. Немного понаблюдав за ее более чем вызывающими па в стиле супер-ню, он двинулся в сторону бара, где смаковали алкогольные коктейли несколько джентльменов от тридцати до пятидесяти со своими спутницами, одетыми необычайно броско по части открытости различных частей тела.
Внимание Лаврова привлек мужчина средних лет с резкими, угловатыми чертами лица и военной выправкой, заметной и под штатским костюмом, с лица которого не сходила яркая голливудская улыбка. Почему-то именно этот тип показался Андрею безусловным янки, причем вовсе не из рядовых. Интуиция подсказывала, что тот наверняка какая-то «шишка», имеющая отношение к военному флоту.
То и дело прикладываясь к соломинке, джентльмен в штатском о чем-то оживленно беседовал с двумя полуодетыми (вернее было бы сказать, условно одетыми) девицами, хохочущими над каждым его словом.
«Та-а-а-к… – подходя к стойке, мысленно отметил Лавров. – Надо бы найти какой-то способ, чтобы пришвартоваться к этой компашке. Ладно, сейчас попробуем что-нибудь из самого простого…»
Заказав коктейль и получив высокий стакан с торчащей из него соломинкой, он направился обратно, как бы нечаянно задев локтем одну из девиц, картинно приложил руку к груди и заговорил по-английски:
– Леди, примите мои глубочайшие извинения! Надеюсь, я могу чем-то искупить свою вину?
– Извинения принимаются, – чуть жеманно, с характерным польским акцентом тоже по-английски ответила та. – А почему пан пребывает в столь грустном одиночестве? Здесь столько интересных женщин…
– Увы, леди, но двух самых красивых дам уже ангажировал этот счастливый джентльмен, – под игривый хохот девиц констатировал Андрей и, подняв стакан, кивнул их кавалеру: – Мое почтение, сэр!
– Взаимно, сэр! – в очередной раз просиял тот на все тридцать два зуба и представился: – Мэтью Дэниэлс.
– Вджеко Франджович, – столь же блистательно улыбнулся и Лавров.
– Вы, я так понимаю, серб? – Хмельной взгляд Дэниэлса озарился каким-то непонятным интересом.