Скорая помощь. Душевные истории

– Меня зовут Николай Егорович!

– Очень приятно, – представляюсь и спрашиваю: – Что вас беспокоит, Николай Егорович?

Через несколько минут очередной вопрос.

– Вы – врач? – спрашивает он.

– Да, я – врач. Расскажите, что с вами случилось? – Меня уже начинает забавлять этот разговор. «Я слышал, с каким скрипом поворачиваются шестерни в его голове», – не помню, где я вычитал эту фразу, но она идеально подходила к ситуации.

– Ничего не случилось, с чего вы взяли? – Он продолжает говорить голосом автомата из телефона («Московское время – тринадцать часов!»). – Вам должны были звонить!

Припоминаю, что утром был звонок. И вроде женщина сказала, что она секретарь Николая Егоровича. Знать бы еще, кто это? И вот он пришел.

Вел он себя для начальника естественно. То есть все время сбивался на мысль, что это не он пришел ко мне, а я к нему. И не ему надо выйти из запоя, а мне чего-то нужно от него.

Кое-как мы пробились через дебри его номенклатурной сущности и выяснили, что пьет он давно. Не вообще давно – этот период его жизни затерялся в веках, а сейчас давно – около месяца, каждый день, но очень хорошие напитки и примерно по бутылке в день.

Я не сомневался в этом, глядя на его золотой «Ориент» на запястье и затемненные очки-телевизоры в оправе «Ланвин». Вряд ли этот товарищ начнет хлебать портвейн «777», «Солнцедар» или «Искру»[2], которую мы в школьной юности называли «чернилами». Его печень была приучена в худшем случае к «Ред Лейбл» и «Джонни Уокер», а в лучшем к «Хенесси ХО» или «VSOP».

Николай Егорович периодически впадал в ступор, а выходя, начинал беседу сакраментальным: «Яваслушаю!», потом что-то в голове его переключалось, и он продолжал отвечать на мои вопросы.

Да будет свет!

(рассказ хирурга из спецтравмы)

То, что медики крутят шашни на работе, ни для кого не секрет. Все свои, чего тут стесняться? А с другой стороны, работа есть работа. Когда находить время на внеслужебные отношения, если пациенты валят один за другим?

Значит, выход один – не отходя, так сказать, от станка. Как Юлий Цезарь. Ногой непрямой массаж сердца, левой рукой шприцем в вену, правой медсестру за талию… и работаем!

Дело было давно, в советское время. Когда к людям относились добрее, когда пьяных собирали по аллеям и подъездам и свозили, кого – в вытрезвитель, кого – в больничку, ибо у пьяных частенько имелись травмы.

У нас спецтравма особнячком пристроена к общему хирургическому корпусу. Чтобы обычных людей не тревожить пьяными криками. Идти к нам от административного здания по улице через парк несложно. А вот подземным ходом можно и заплутать, если не знать, где вовремя свернуть.

В начале шестидесятых эта больница попала в программу ГрОб Минобороны СССР, и нам выкопали шикарнейшее бомбоубежище, в которое можно в случае атомной бомбардировки спустить все отделения, развернуть операционные и еще из пары соседних больниц людей привезти. Позаботились даже о спецтравме, сделали и в нее выход из широченного кафельного тоннеля, проложенного на глубине метров десяти.

В спецтравме работает своя бригада хирургов. Сутками. Отдежурил, смену сдал, баиньки… Через двое-трое суток – опять.

А вот анестезиологи менялись. Там у них по жребию, что ли, кому выпадет.

Вообще у них отношение к спецтравме было весьма своеобразное. Сложных больных там практически не было, поэтому анестезиологи баклуши били. Сидит такой дежурант в операционной, маску ниже носа на подбородок свесит и в полоток поплевывает.

А некоторые со скуки пялятся на операционную медсестру.

Надо сказать, девочка упакована, как и положено. Одни глаза над маской да попа с ножками. Ножки зато – что надо! В белых гольфиках с розовыми пятками, просвечивающими сквозь тонкий нейлон. Ходячий тест на скрытую педофилию. Но им, анестезиологам, видимо и этого хватало. Смотрели на это чудо природы как на запретный плод, исходили слюнями, но руками не трогали, знали, может и зажим в глаз воткнуть, если лишнего позволишь.

Но было у этой девочки слабое место в броневой защите ее морального статуса – шоколадные конфеты со сливочной помадкой. Хранила она эту тайну, как тамплиеры свои сокровища.

Один из анестезиологов запал на сестричку, и не знаю, как он там, в своем отделении, договорился, но дежурил в ее смену целый месяц. Чего только не делал. И комплименты отпускал, и на чай зазывал… и смотрел томно, и вздыхал, и провожал после дежурства. Девчонка – кремень. На работе – ничего кроме работы. А что после работы? Судя по тому, что анестезиолог не успокаивался, и после работы – скала.

И вот очередные сутки. День прошел спокойно. Выписали ночных. Ждут вечера. После шести-семи начался поток. Отделение на тридцать коек. В приемном – два милиционера. Спорые ребята. Принимают, раздевают, сортируют, оформляют – кладут.

Кого нужно зашивать, того к стенке в трусах на топчанчик.

Чтобы не путаться, они номер каждому на плече ручкой ставят.