Скорбь Тру

Трумэн следил за женщиной, сидящей в зале реабилитационного центра, и надеялся, что он поступает правильно. После того, как его идеальный вечер с Джеммой перерос в дерьмовую ночь, он так и не уснул. Он не спал всю ночь, обнимая ее и пытаясь понять, что делать. К тому моменту, когда она ушла на работу сегодня утром, а затем на благотворительный вечер, у него все еще не было ответа. Но все же у него была идея, и она казалось ему лучше, чем ничего. Он не мог потерять детей, но также он не мог потерять Джемму. Как он это видел, Куинси был его единственной надеждой.

Он вошел в ту же комнату, в которой встречался с братом в последний раз, только в этот раз он чувствовал себя по-другому. Потому что на этот раз он собирался спросить своего брата о том, о чем не знает, имеет ли право спросить. Это было то, что, он надеялся, поможет Куинси закончить реабилитацию и оставаться чистым.

Что-то, что имело невероятную силу для обратного удара.

Плохо.

Через несколько минут Куинси вошёл в дверь, и будто весь воздух высосали из комнаты, когда они смотрели друг другу в глаза. Врач сказал Трумэну, что Куинси отлично справляется и уже добился кое-какого прогресса. Прошлое — самое тяжелое испытание, но никто не говорил, что будет легко. Лицо Куинси не было видно из-за синяков, глаза были острыми, а движения уже были не такими резкими и напряженными.

— Эй, — сказал Куинси.

Его дружелюбный, но очень отстраненный тон заставил Трумэна напрячься. Он ожидал, что брат все еще будет сердиться и вступит в спор, несмотря на то, что говорил врач.

Куинси сделал шаг вперед, поднял руку, как будто собирался дотянуться до Трумэна, а затем снова уронил ее вдоль туловища и опустил глаза в пол.

Трумэн не мог это так оставить. Он шагнул вперед и обнял брата. Руки Куинси остались висеть по бокам, и сердце Трумэна снова рухнуло. Когда он отпустил его, руки брата обвились вокруг него и из глаз Трумэна чуть не хлынули слезы. Буквально. Если бы кто-нибудь мог заставить его выглядеть довольным как кот, то сейчас это был Куинси.

Объятие длилось секунду, может, три. Достаточно для того, чтобы заставить Трумэна вздрогнуть. Куинси отступил назад и, нервничая, помахал в сторону стульев:

— Мы должны…

— Да, — Трумэн сел на стул, облегченно изменив свое поведение. — Послушай, извини, что прошлый раз тебя расстроил.

— Не переживай, чувак. Все хорошо, — он заправил прядь волос за ухо.

Это простое движение обрушило лавину воспоминаний на Трумэна. Он откинулся назад, и ему показалось, будто он увидел привидение. Куинси ненавидел время, когда Трумэн заставлял его стричь волосы, у него была дурацкая привычка заправлять волосы за ухо. Как столь незначительное может казаться невероятно важным? Знак свыше? Неужели его брат, снова станет тем человеком, которого он когда-то знал?

— Как дети? — спросил Куинси, снова привлекая внимание Трумэна.

— Хорошо. Отлично, если быть честным. Вообще-то, они — причина того, почему я здесь.

Куинси кивнул.

— Я много думал о них. То, как они жили, и то, что имеют сейчас, — он отвернулся, — Я…

— Куин, прошу, не надо. Не делай этого с собой.

Он поднял свои печальные глаза на Трумэна.

— Я сильно отравил их жизнь?

— Нет, — ответил он решительно. — Ты ничего не испортил. У них хорошая жизнь. Они счастливы, Куин. Они чертовски счастливы, — неожиданные слезы полились из глаз

Трумэна, и его брат отвернулся, увидев влагу в его глазах. Трумэн прочистил горло, пытаясь восстановить контроль над эмоциями.

— Хорошо. Она не принимала наркотики, когда была беременна. Все из-за того парня, — он взглянул на Трумэна своими синими глазами, которые были сужены и серьезны. — Ты не захочешь знать, как это было, но она сделала это, мужик. Этот чувак был каким-то врачом, который перестал разговаривать или что-то вроде этого. Я не знаю. Он не был полным ничтожеством. Но всегда знал, что делать. Он помог ей удержаться, но когда она родила, — он покачал головой с отвращением на лице, — он был там, давая ей наркотики, — слезы наполнили его глаза, и брат сердито на него взглянул, — но дети родились здоровыми. И теперь все хорошо, правда?

— Да, — сказал Трумэн, вытирая слезы, слезы гнева за то, что их мать заставила пережить Куинси, детей, и его самого. Он потянулся к Куинси, и его брат с готовностью упал в его объятия и плакал уже открыто.

— Прости, Тру. Я должен… Ты никогда бы не…

Трумэн взял его лицо в ладони и заставил заглянуть себе в глаза, как он делал очень много раз, когда они были еще детьми.

― Не надо. Даже на секунду. Прошлое ― это прошлое, и мы ничего не можем сделать, чтобы его изменить. Твоя жизнь начинается сейчас. Здесь. Твое прошлое больше не будет определять твое будущее, младший брат. Ты меня понял?

Куинси схватил его за запястья, слезы текли по его щекам.

— Как ты можешь смотреть на меня после того, как я разрушил твою жизнь?

Все, что Трумэну оставалось сделать в этой ситуации, это коснуться губами лба Куинси и закрыть глаза, чтобы дать ему понять, что в том, что случилось с ним, он не виноват и пусть не пытается это изменить.