Скорбящая вдова

– Безмудрый я! Невежда неспособный! Нет мне прощенья перед людьми и Богом… Вот в сих руках была святыня! Евангелие Матфея, собственноручно писано. Господь послал, никак иначе! Я в тот же час узнал, откуда у разбойников святыня – из Приданого Софьи!.. Нет бы назад бежать в тот час, к тебе, да я в Москву пошел. Гордыня обуяла, замыслил отыскать всю Истину и у царя отнять, поскольку недостоин. Владея Истиной, мы бы Россию всколыхнули! Народ бы встал против царя и новой веры!.. Да неразумный был, утратил! Не то, что Истину, но и ее частицу – Евангелие Матфея. За журавлем погнался и выпустил синицу… Казни меня!

Чувств не сдержавши, Аввакум заплакал, а Епифаний тяжело вздохнул:

– Се худо, брат… Ты верно мыслишь, мы бы всколыхнули не токмо Русь – весь православный мир… Ну, ладно, не сыскал Приданого, но как же ты Евангелие утратил?

– К тебе уж из Москвы бежал… В часовенке схватили…

– А где Приданое теперь? В Успенском?

– Да нет его в Успенском! Нет его и там, куда спрятал царь. Одна утеха нам, отняли Истину. Тишайший ею не владеет! И злобен по сему и гневен! Меня упрятал в яму…

Старец вскочил, потом сломался пополам и тихо сел.

– Кто же отнял?

Исповедальник слезы вытер.

– Неведомо сие. Слыхал, болтают, мол, де, греки Приданое забрали. Не зря их туча налетела, попы, митрополиты, Паисий Лигарид. Никто не может сладить, творят, что вздумают… Иные говорят – поляки умыкнули, тогда еще… А государь не знал и лишь теперь хватился… Аще есть муж один, боярин Вячеславов. Служил в приказе у Бориса, казну хранил… Сдается мне, он Истиной владеет. Молва была, Тишайший замуровал его и ежедневно пытает сквозь окно. То ли как вора, то ль за что еще…

– В сем срубе сидя, нам не прознать, где Истина сокрыта…

– Коль надобно бежать, то побегу опять!

Почудилось, во тьме глаза его блеснули, глас старческий стал строг.

– Покуда нет нужды! Кто отнял Истину, тот знает, что сотворил. И верно, так упрятал, и в век не сыщешь. След обождать. Коль похититель сей достойный муж и праведник, о Приданом и слова не услышишь. Се будет наш товарищ. А ежели он вор и проходимец, тем паче, иноземный поп, чрез год иль два молва пойдет, хоть уши затыкай, – испил воды и помолчал. – Ты вот что мне скажи… Почто Тишайший отпустил тебя? И вольным будучи, зачем ты в Пустозерск вернулся?

– Ох, отче Епифаний, сие беда! Сгубить замыслил! Покуда в яме я – царю опасен; на воле же – глаза всяк колет, мол, сговорился с государем, отрекся от судьбы и от раскола! Не отрекался я!

– Да верю, брат… Хитро, хитро придумано. Да мыслю я, сгубить замыслил не тебя – суть, весь раскол. Пока нас в срубах жег, пока в воде топил, мы крепость не теряли. Народ, позревший на сие, неправду видел, укреплялся и следовал за нами, в огонь и в воду. А ныне на Руси кто добровольно на костер взойдет, егда сам Аввакум на воле?

– И по сему я в Пустозерске.

– Ну, государь Тишайший! Какие сети сплел, ловушек сколь поставил! Куда бы ни ступил, повсюду волчьи ямы… Откуда хитростей набрался?

– А немцы научили! Их при дворе полно…

Молитвенник и схимник-душевидец, великий прозорливец, чьих слов страшились царь и иерархи, вдруг замолчал, ибо растерян был. Пожалуй, час сидел безмолвным, и чудилось, заснул иль вновь утратил речь, однако глубоко вздохнул и вопросил с тоской:

– Что станем делать, брат?

– За сим я и пришел. Коль надобно, в Москву уйду, чтоб Истину сыскать. А то юродивым прикинусь, чтобы срамить царя и вдохновлять народ. Коль пострадать за веру – до смерти пострадаю, вкупе с тобой. Как скажешь, отче, так и будет.

Но старец будто бы не внял.

– Ты сон царю поведал?

– Какой? – распоп насторожился, поскольку вспомнил, как возлежал на ложе со вдовой.

– Видение мне было? Коль царь возьмет жену…

– Поведал!

– И что же он сказал?

Он лишь вздохнул протяжно.

– Отверг и посмеялся. Мол, жажду, чтоб сын антихристова семя пошел дальше меня.

– Не вразумел, Тишайший… Ну, что же, Аввакум, молиться будем, дабы сон не сбылся.

– Что с Русью станет, отче? Душа горит! А лучше в тело!.. Царь не поверил, но я-то зрю: коль веру раскололи – расколют и Россию. Весь путь обратный думал… Господь карает нас? А может, дьявол?.. О, Господи, прости… Сам говорю народу, карает за измену, отступников казнит, христопродавцев и никониан. Но ведь, послушай, старче, и до раскола были сии страсти! То татарва, то шведы и поляки. И сами меж собой!.. В тыща шесть сот шести десят шестым году от рождества Христова антихриста мы ждали. Де, мол, лета сровнялись с числом зверя… А ежели антихрист давно на Русь пришел?