Читаем Скорбящая вдова полностью

– Надежда есть! Семь лет тому давала я вещицу, хранящую от смерти… Давно когда-то ехала в карете, и тут ярыжка подзаборный. В окошко бросил – на тебе, возьми! И грошик дай… Позрела – медь зелена. На что безделица сия, спросила. А он: возьми, она спасет от смерти. Я ею был одарен одним царем арапским и с того часа вот уж век прожил. И жизнь прискучила довольно, так вот бери за грош! Я посмеялась и взяла… Не обманул, ярыга, и в самом деле беды отступили! И страх, и опасенье – все исчезло. Когда ходила по дворам и милостыню носила, разбойник с ножиком напал. Зарезал бы, ей-ей, да ножик вдруг упал и как стекло, разбился. В другой раз лиходеи карету осадили и ну стрелять! Да мимо!.. Покуда оберег сей у него на вые, смерть обойдет его. Никто не в силах тронуть! Даже царь!

Она в сей час вскочила и сына обняла.

– Ты ныне духовник! Излила тебе душу и веру обрела.

– И напугала – страсть…

19.

Сей отроческий страх, подобно ветру, лишь душу опахнул и будто канул. Однако утром, ото сна восставши, она позрела матушку Меланью, и в сердце вызрел лед. Та ласкова была и не корила, но схимный вид ее, суровый черный плат, побитый письменами, ровно молью, и ряса, шитая крестами – все источало смерть. Ну, словно в скорбный год, когда скончался Глеб, и дом на Разгуляе ей склепом мнился. К чему ни прикоснешься – к столу ли, к ложу иль к перилам гульбища – чего касался муж, все было мертвым. Она уж мыслила переселиться в усадьбу на Ходыне, дабы не грызла память, но в тот же год к ней и явился странник, сказав:

– Жену собе ищу.

Дух смерти в миг един оставил терем, и там, где он витал, отныне поселилась жизнь.

Монашку отослав, боярыня укрылась одеялом и, веки опустив, пыталась погрузиться в сон, однако ложе отдавало тленом и хладом мерзким, будто бы могильная земля. Встать захотела, покликала служанок, однако девки молодые еще спали и на зов, веригами бряцая, притащился Федор.

– Как почивала, госпожа? – чему-то улыбался. – Меня звала, али кого?

В другой бы раз и прогнала, однако стылый страх, объявший существо, как будто волю отнял.

– Тебя звала, – пролепетала. – Что, утро на дворе?

– Да, госпожа, уж солнце встало, весна!

– Ну, будет преклоняться. Тебе не госпожа – сестра духовная.

– Добро, сестра!

– Что там еще, на свете белом?

– Трава растет и лютики-цветочки. А на Басманной благодать! Река струится, пчелочки жужжат. Еще чуток, настанет лето!

– Ты ныне весел что-то…

– Уж полно горевать!

– Дух смерти всюду, тлен…

– Ничуть и не бывало. В сей час же отворю окно – позри сама!

И отворил! Да токмо не весной пахнуло, не цветом трав и зеленой листвой – землей могильной нанесло и свежей кровью.

– Ох, Господи, прости… Что там творится, Федор? Ужель теленка режут?

– Да полно уж, сестра! Сие тебе блазнится.

– А голоса? Откуда голоса?

– Се голь шумит. Копеечки делят, куски – потеха ныне, на Лобное идут.

– Опять? Я боле не велела взирать на казни!

– Не слушают убогие. Да что с них взять? – блаженный рассмеялся. – Кто голову на плахе потеряет, кто долю свою сыщет. Известно по Москве, на лобном зрелище богато подают, поелику боятся смерти. Жизнь бренной чудится и не жалко злата. Однажды именитый муж мне в шапку бросил рубль. Ей-ей!

– А что же ты сидишь?

– Да мне прискучило сие и боле нет охоты взирать на смерть.

– Но ты ведь ждал ее?

Блаженный ухмыльнулся.

– Су, близко подходила. В затылок уж дышала. И страх испытывал, как ныне ты.

– И что же приключилось?

– Не смею и сказать, – замялся Федор. – Да ни к чему сие…

– Уж сказывай! – боярыня привстала на постели. – Коль заикнулся сам…

– Ах, сестра, боюсь, ты не поверишь…

– Коли услышу ложь.

– Добро, тому и быть, признаюсь, скажу тебе о смерти. Когда пришла за мной, я притчу ей поведал… О том, как юноша-холоп, посмел влюбиться в госпожу и сделался блаженным. Послушала она и отпустила на веки вечные. По сути, ныне я бессмертный. Сие награда за любовь.

Боярыня задумалась печально и дух перевела.

– Доселе я слыхала, смерть у влюбленных отнимает жизнь. Претит ей сие чувство. Тебе ж бессмертие в награду…

– Поелику блажен.

– Что станешь делать вечность? Веригами бряцать?

– Ни, госпожа, тебя буду любить, – он вдруг приблизился к постели и зашептал: – А коли ты возлюбишь, то обретешь бессмертие, как я. Ну, а вериги… Вериги я сниму.

Он в тот час раскрутил заклепки, и железа свалились, и стены сотряслись от тяжести цепей. Сей муж убогий вмиг распрямился и в сажень вырос, под самый потолок! Жуть охватила сердце, десницы не поднять для крестного знаменья – но в мыслях помолилась, не выдала испуга.

– А кто ты, без вериг? – с усмешкою спросила. – Холоп, коих довольно! Помысли же, безмудрый, на что тебе бессмертие? Чтоб вечно быть рабом?

– Ты госпожа, пред кем я преклоняюсь! А дале токмо Бог. Я суть, свободен, поелику блажен.

– Блажен был в железах, ну а без них ты просто дурень. Ступай отсюда вон! Вкупе с цепями…

Взор Федора затлел, подобно углю.

– Мне чудилось, любила…

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский проект

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература