Скорбные элегии. Письма с понта

День рожденья моей госпожи привычного дара
Требует — так приступи к жертве священной, рука!
Может быть, так проводил когда-то и отпрыск Лаэрта[312]
День рожденья жены где-то у края земли.
5 Все наши беды забыв, пусть во благо язык мой вещает,
Хоть разучился, боюсь, молвить благие слова.
Плащ надену, какой лишь раз в году надеваю,
Пусть его белизна с долей моей не в ладу.
Надо зеленый алтарь сложить из свежего дерна,
10 Тихо горящий огонь пусть опояшет цветы.
Ладан подай мне, слуга, чтобы стало пламя пышнее,
И возлияний вино пусть на огне зашипит.
Славный рождения день, хоть я от нее и далеко,
Светлым сюда приходи, будь непохожим на мой!
15 Если моей госпоже суждена была горькая рана,
Пусть злоключений моих хватит с нее навсегда.
Пусть корабль, выше сил настрадавшийся в качках жестоких,
Ныне свой путь остальной морем спокойным пройдет.
Пусть веселится она на дом свой, на дочь, на отчизну —
20 Хватит того, что один радостей этих лишен.
Если любимый муж принес ей только несчастье,
Пусть у нее в остальном будет безоблачна жизнь.
Жить продолжай и люби — поневоле издали — мужа,
И да бегут чередой долгие годы твои,
25 Я бы к твоим прибавил свои, но боюсь, что при этом
Участь твою заразит, словно недугом, мой рок.
В жизни неверно ничто. Кто мог бы подумать, что ныне
Этот священный обряд буду меж гетов творить?
Но посмотри, как дымок, которым ладан курится,
30 Вдаль, к италийским краям, вправо отсюда летит[313]

.Чувство, стало быть, есть в облачках, огнем порожденных, —
Мчатся недаром они от берегов твоих, Понт.
Так же недаром, когда всенародно жертвы приносят
Братьям[314], друг друга в бою братской сразившим рукой,
35 Сам с собой во вражде, как будто по их завещанью,
Черный на две струи делится дым над огнем.
Помню, я раньше считал невозможным подобное диво,
Баттов казался внук лживым свидетелем мне;
Ныне я верю всему: я вижу, как от Медведиц
40 Ты, разумный дымок, правишь к Авзонии путь.
Вот он, сияющий день! Когда б не настал он когда-то,
Я бы в горе моем праздника век не видал.
Доблесть в тот день родилась — героинь достойная доблесть:
Той, чей Эетион, той, чей Икарий отец.[315]
45 Честность явилась с тобой, благонравье, стыдливость и верность,
Только радость одна не родилась в этот день.
Вместо нее — и заботы, и труд, и удел, недостойный
Нравов таких, и тоска вдовья при муже живом.
Так, но доблесть души, закаленная опытом бедствий,
50 Случай снискать хвалу видит в несчастье любом.
Если бы храбрый Улисс не столько страдал, Пенелопа[316],
Женское счастье познав, славною стать не могла б.
Если бы муж с победой вошел в Эхионову крепость,
Вряд ли Евадну могли даже на родине знать.
55 И почему лишь одну из рожденных Пелием славят?
Только у этой одной был несчастливцем супруг.
Если бы первым другой ступил на берег троянский,
Про Лаодамию что повествовать бы могли?
Так же — но лучше бы так! — и твоя не узналась бы верность,
60 Если бы парус мой мчал ветер попутный всегда.
Вечные боги! И ты, чье место меж ними, о Цезарь, —
Но лишь когда превзойдешь старца пилосского[317] век, —
Не за себя я молю; винюсь, пострадал я за дело —
Сжальтесь над горем ее, нет за невинной вины.