Скоро пойдет снег

Еще по пути сюда мама спросила, что я сейчас читаю. Я с готовностью ответила, что сюжет книги – современный пересказ греческого мифа. Мне издавна нравились такие истории. Отчасти благодаря тому, что они обладали вечным метафорическим свойством, с их помощью можно было трактовать любые темы: любовь, смерть, красоту, горе, судьбу, войны, насилие вообще, семью, похороны. Это походило на то, как раньше художники использовали камеру-обскуру: рассматривая лишь то, что их интересовало, они могли видеть предмет более ясно, чем невооруженным глазом. Я рассказала маме, что почти год в университете занималась изучением именно подобных текстов. Вспомнила, как на одном из первых занятий мы отодвинули столы, поставили стулья полукругом и слушали рассказ преподавательницы о Троянской войне. По сравнению с нашей католической школой, в которую она так старалась нас пристроить и где мы боялись расстегнуть лишнюю пуговицу на блузке или, не приведи господи, отпустить волосы длиннее дозволенного, такая лекция казалась нам совершенно революционным приемом. И потом, на протяжении оставшегося семестра лектор много говорила о греках, об их великой драматургии, где люди осознавали свою вину за то или иное, о рабовладельческом обществе, в котором женщинам надлежало молчать, но более всего о вине за троянский поход и его последствия. Именно из-за их глубочайшего раскаяния этот эпизод истории остался в веках, став одним из самых долговечных и трагичных сюжетов произведений искусства. Она говорила, что в те времена, почти как сейчас, литературные произведения и общественный строй большей частью основывались на священном обычае гостеприимства. Сперва троянцы нарушили его, украв Елену, а потом и греки отплатили им своим смертоносным даром в виде деревянного коня, ну а оттуда потянулась длинная цепь насилия в ходе истории. Она сказала, что те же чувства живы в нас и сегодня. Потом она принялась рассказывать о своем детстве, о своей матери, которая вела строгий учет всех даров и подношений, причем не только со стороны друзей и родственников, но и внутри семьи. Она вспомнила замечательные подарки, которые придумывала ее мать, а ей в то время это казалось пустой формальностью, на которую не стоит тратить время. Ее мать всегда сопоставляла весомость и стоимость подарков, для этого у нее имелись довольно точные невидимые весы. Детство мамы прошло в большом доме, там собиралось множество гостей и родственников, но все учитывалось скрупулезнейшим образом, хотя об этом никто никогда не говорил. Она и сама привыкла к этому учету и, став взрослой, долго не могла избавиться от этой привычки.

В тот год я, открыв рот, ловила любое слово нашего лектора, хваталась за каждую книгу и каждую пьесу, упомянутые на лекции. Я была очарована тем, как в великих монологах говорили персонажи, точно и полно выражая гнев или горе, что совершенно невозможно с помощью обыденной речи. Меня поразило, что некоторые мои однокурсники, оказывается, уже знали эти тексты и могли свободно говорить о них. Лектор для них вовсе не излагала откровения, а повторяла азбучные истины. Но они знали и многое другое, неизвестное мне: фильмы, книги, пьесы и артистов, имена которых они произносили с изящной легкостью, демонстрируя знание предмета. Как-то раз девушка из нашей группы рассказывала о фильме с историей Антигоны. Но как она говорила! Плавно и естественно, без малейшей запинки, а глаза обегали аудиторию, стремясь понять, понимают ли остальные то, о чем она говорит. Когда очередь дошла до меня, мне пришлось опустить глаза. Откуда они все это знали? Как они ухитрились столько прочитать и посмотреть, если семестр только начался? А эта девушка не только знала, что говорит, она совершенно свободно оперировала понятиями, мне незнакомыми.