Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

В следующие двадцать минут Антон разъяснил Виктору, где именно они находятся, что такое Замок, не в архитектурном, а в сакральном, за неимением более подходящего термина, смысле. При этом ухитрился никак не намекнуть на истинное происхождение данного артефакта.[63] Словно бы он существовал как производное все той же Гиперсети, не зависимо ни от чего и неизвестно зачем. Как законы диалектики. Никто их не утверждал в Государственной думе, и обязательность применения на территории суверенного государства специальные службы не обеспечивали. А вот действуют же. Наравне с законом всемирного тяготения.

Просто сказал, что некогда был назначен смотрителем данной сущности. По конкурсу.

– Как вы – директором института.

– Или – римский папа – наместником Христа? – на всякий случай сострил Виктор.

– Что-то в этом роде. Мир ведь устроен сложнее, чем нам воображается.

– А кем вы были до этого?

– Журналистом. Очень удобная профессия, чтобы влезать в самые неожиданные ситуации.

– Как я сейчас?

– Но вы ведь не журналист? – резонно возразил Антон.

Вполне грамотно ответил, как бы пресекая дальнейшее обсуждение посторонней сейчас темы.

– Для нас важно то, что при всех неизмеримых возможностях Замка, здесь, благодаря внезапному озарению Александра, того самого Шульгина, мы изолированы от его бесконечной проницательности. Этот супермозг не знает преград, территориальных и временных, только стены нашего убежища для него непроницаемы, физически и ментально…

Рационалисту Скуратову в подобное поверить было трудно, так ведь и возможностей оспорить предложенное – тоже.

– Попытайтесь, все-таки, меня понять, – продолжал нажимать Антон. – Вы – единственный человек, способный помочь всем нам. Не только Ростокину. Замок – суперсуперкомпьютер, созданный за тысячелетия до того, как мы родились. И вы, и я… Предположительно – обладающий личностью. Или все же остающийся машиной. Сумеете в подобной коллизии разобраться? Только на вас и надежда.

Антон снова выдернул из пачки сигарету.

«Неужели так нервничает? – удивился Виктор. – Или – хочет убедить меня в том, что нервничает?»

– Мои друзья – удивительные по своим способностям люди, – продолжил форзейль, прикурив, – но Замок их уже знает. Не до конца, конечно, но знает, чего от них можно ждать. Тут еще одна тонкость. До последнего времени мы были напрямую связаны с так называемой Мировой сетью, что это такое, я вам объясню, но чуть позже. Замок вдруг вообразил, что, освободившись от ее влияния, он станет навеки независим и самодостаточен. Для чего и спровоцировал нашего товарища на отключение. Александр это сделал, не совсем понимая, каковы будут последствия. Он поверил, что все мы обретем свободу…

– Свобода? – вскинулся Виктор. – Откуда вы знаете, что такое свобода?

– И я об этом, – кивнул Антон. – Маркса-Энгельса читали. Бакунина с Кропоткиным тоже. Свобода от чего, и свобода для чего. Допустим, мы вообразили, что свобода от любого постороннего воздействия первична, а как мы ее используем – видно будет по обстановке…

– Не получилось? – сочувственно спросил Скуратов.

– Я бы так не сказал. У наших друзей, кажется, получилось. А вот у супермозга Замка не вышло точно.

– Так тут и удивляться нечему, – оживился Виктор. – Смотрите мою монографию, глава пятая, страница триста восемьдесят семь и дальше…

– Для чего я вас и позвал. Удивлены? Откуда, мол, этот господин из далекого прошлого обо мне знает и как он сумел меня сюда заманить…

– Удивлен, не скрою.

– Вот вечная беда представителей развитых цивилизаций, – сочувственно кивнул Антон, одновременно пытаясь выпустить дымовое кольцо. Получилось, но не очень ровное. – Вы рождения примерно две тысячи двадцатого года?

– Девятнадцатого…

– Неважно. А Лермонтов какого?

Скуратов напрягся. Лермонтова он, разумеется, читал. В гимназии, и фильм по мотивам «Героя нашего времени» видел. Очень давно. А вот год рождения… А кто сейчас может навскидку ответить, когда Державин родился?

– Тысяча восемьсот четырнадцатого, – помог ему Антон. – Двести пять лет разницы, правильно?

– Математику вы знаете, – постарался сохранить лицо Скуратов, снова не понимая, к чему клонит собеседник.

– Математику – относительно. Теорему Ферма в уме доказать не сумею. А карандашом на бумаге – легко. Но мы о Лермонтове. Армейский поручик, будучи на десять лет младше вас физическим возрастом, двести шестнадцать лет назад написал кое-что, касающееся общечеловеческой психологии, чего и ваши современники не сумели. Навскидку скажете, есть у вас, в благополучнейшем обществе, поэт, написавший что-то вроде: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть…»?

– Не знаю. Ростокин вам бы ответил, а у меня другие интересы. Вернемся к основной теме?

– С удовольствием. Прежде всего, я вас сюда не заманивал. Слышал от Ростокина много лестных слов в ваш адрес и сожалел, что вы не входите в наше сообщество. Многие проблемы были бы решены еще до своего возникновения…

– Так отчего же не обратились? Не исключаю, Игорь сумел бы меня убедить поработать с вами.