Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

— Не собираюсь вникать. Знаю только, что рано или поздно это кончится для вас очень плохо. Люди, даже кафры и зулусы, очень чувствительны именно к идее формального равенства. Гораздо легче они воспринимают факт неравенства материального… Мы это прошли сорок лет назад[44].

— И как же мы решим? — продолжал настаивать Бота.

— Да как захотите. Я рассчитываю на ваше здравомыслие. Вы книги читали? Почему Линкольн выиграл свою гражданскую войну? Он сделал негров равными и начал принимать их в армию, которая сразу выросла на триста тысяч бойцов. Тут южанам и пришел трандец.

Ссориться с вами мы не хотим, до сих пор считаем ваше дело правым, но и от своих принципов отступать не собираемся. Один из них — равная оплата за равный труд. Другой — равенство людей перед законом, независимо от расы и происхождения.

Мы физически не в состоянии вдруг начать относиться к кафрам как к рабам или рабочему скоту. Категорический императив, понимаете? В ваши законы и обычаи мы вмешиваться не собираемся, но в зоне собственных контактов с местным населением будем поступать так, как поступаем… Максимум, что мы можем сделать, не изменяя принципам, — это выдавать жалованье белым и черным в отдельных кассах. И вывесить прайс-листы — сколько какая работа стоит. И пусть каждый выбирает. Права человека. Вдруг бур захочет получать втрое больше кафра? Если имеет квалификацию. Только ведь это ничего не изменит. Правда?

Нельзя сказать, что Воронцов был таким уж фанатичным аболиционистом[45] и борцом за права человека, но уж больно удобный подвернулся повод поставить своих союзников на место, обозначить рамки, в пределах которых возможно продуктивное сотрудничество. А то надо же — еще войну не выиграли, а уже начинают своим благодетелям ультиматумы предъявлять. Наглеют! А уж как умеют наглеть облагодетельствованные союзники, Дмитрий знал хорошо. Даже атомная бомба по мирному городу не так обижает, как ограничение прав на владение местной мафией пансионатами в Пицунде людьми из «центра».

Ему не с кем было сейчас посоветоваться, кроме Ростокина и Белли, но он был уверен, что и они, и Новиков, и Шульгин с Левашовым его полностью поддержат.

— Вы очень, очень осложняете положение, — с усилием сказал Бота. — У вас и без этого много недоброжелателей, а когда я перескажу ваши слова…

— Во-первых — для чего их пересказывать? Вам с этого что-то обломится? И что, много? Во-вторых — знаете, сколько времени требуется, чтобы собрать всех наших людей с фронтов, погрузить на пароходы и отбыть восвояси? Неделя. Ваша свобода и независимость после этого едва ли просуществуют несколько месяцев. Согласны?

Самое главное, что Воронцову на самом деле были абсолютно безразличны бурские проблемы и даже проблемы своих друзей, решивших что-то здесь собственное порешать и реализовать. Ему было достаточно моря, одинакового во все времена, и новозеландской базы, где можно отстояться в промежутках между походами. Оттого его позиция в переговорах с Ботой была неубиваема. Как заход с козырного туза при «голом короле» у партнера.

Это Новиков, возможно, начал бы играть в дипломатию, а Дмитрия такие ходы не интересовали вот ни на сколько. Как дворовая партия в домино. «Рыбой» кончили — шапки врозь, и конец компании.

Комендант, кое-что понимающий в людях, видел равнодушно-откровенную позицию собеседника. Перед ним сидел человек, которому в этом мире не нужно совсем ничего. Такие люди не торгуются.

А бурское руководство, посылая Боту для переговоров, наверняка считало, что у них имеются козыри, которые стоит только выбросить на стол, и партнер поднимет лапки вверх. Что он мечтает о праве на концессии золотых и алмазных приисков, на военно-морские базы, на что-нибудь еще…

Луис постарался собрать в кулак все свои волевые способности и проистекающие из должности права. Заведомо зная, что уже проиграл по всем позициям. Не мог он на равных спорить с человеком, который своими зеленоватыми в крапинку глазами пронизывал его насквозь, а легкой кривизной губ подтверждал бессмысленность спора. Да и не спора даже.

Так, на взгляд Боты, должна бы выглядеть его собственная болтовня с туземным царьком, вроде потомка Чаки Великого, хотя бы и окончившим приличный лондонский колледж, но в душе остающимся людоедом мелкого пошиба.

Воронцов кивнул, подтверждая, что собеседник понял его правильно. И этим еще больше напугал Боту. Любые мысли он читает еще до того, как они успели оформиться.

— За всех своих друзей я решать не вправе, — сказал Дмитрий, — но сегодня я здесь главный. Поэтому, уважаемый Луис… Как, кстати, вашего папу звали, простите?

— Каролюс, — с удивлением ответил комендант.